Командир усмехнулся.
Вот теперь всё встало на свои места. Ну, попадись мне этот носатый с северных ворот! Наверняка разнёс эту новость по всем уголкам города. Хотя и бабка-травница хороша.
– У людей нет никакого понятия о чести, – пробормотал я, следуя за стражей.
– Чего? – переспросил капитан резко.
– Да это я так. Не обращайте внимания на старика, несущего околесицу. Иногда так приятно поговорить с самим собой, больше ведь никто не слушает…
Я готов поспорить, что услышал смешок Корвуса, умело замаскированный под кашель.
Когда мы вышли на улицу, в глаза ударило яркое для осеннего утра солнце. Мы прошли тем же путём, только на этот раз свернули во внутренний двор и дальше – к парадным воротам. Корвус оглядывался по сторонам, я догадался: он искал что-нибудь, что напоминало бы о ночном госте.
Сам замок напоминал большой дом. Я вспомнил дворец в Эльтозиане, его огромный холл, из которого вели пять больших лестниц, коридоры, обвивающие этаж змеёй, стены, покрытые гобеленами и портретами, людей, которые ни на мгновение, казалось, не покидали фойе. Здесь же было довольно пустовато. На часах у двери – четверо стражей, впереди – одна широкая лестница, ведущая к двум большим дверям, которые просматривались даже от входа. И всего пара коридоров, вероятно, ведущих в башни.
Нас повели в правое крыло.
Тут мне пришлось взять свои слова по поводу замка назад, потому что он представлял собой какой-то невообразимый лабиринт из маленьких и узких лесенок, пролётов, петляющих коридоров и переходов. Я уже не понимал, с какой стороны замка мы находимся. Корвус шёл не оглядываясь, оставалось только гадать, о чём он думал. Я бы на его месте готовил речь.
Наконец мы остановились у тяжёлой двери.
– К герцогу Себастиану Лаэрту не подходить ближе, чем на пять шагов. Говорить, только когда вас спросят. Когда войдёте, поклонитесь. Всё ясно?
– Более чем, – пожал плечами Корвус. А мне почему-то захотелось усмехнуться. Лаэрты испокон веков были вассалами Эльтозиана, и, по правде говоря, это Лаэрт должен кланяться Корвусу. Но если уж на то пошло ни Корвуса, ни Алви в этих стенах вообще не должно быть. Мне представилось, как изменилось бы лицо Лаэрта, узнав он, кто провёл ночь в застенках его темницы. Я усмехнулся: если бы речь не шла о чести моего мессира, я бы заплатил за это зрелище.
– Что именно из моих слов тебе показалось смешным, старик? – рявкнул капитан.
Я покачал головой и поймал на себе взгляд Корвуса. Он насторожился. Я улыбнулся ему, давая понять, что всё в порядке.
– Имейте в виду, Его Сиятельство стреляет без промаха.
Корвус слегка склонил голову набок и слегка улыбнулся.
Капитан прищурился и открыл дверь.
В комнате, куда мы вошли, было светло и прохладно. В камине лежали свежие дрова, но их будто бы не собирались поджигать: кочерга не покидала своего места, а в самом очаге было чисто – ни горсти золы, а стенки обгорели лишь слегка. Серые каменные стены приёмной были завешаны гобеленами, тяжёлые тёмные портьеры спускались до самого пола, покрытого багрово-красным ковром.
Герцог Лаэрт сидел на резном стуле с высокой спинкой за массивным столом, погребённым под огромным количеством свитков. Герцог пачкал чернилами ещё один.
Когда мы вошли, цепи на руках Корвуса тихо звякнули. Казалось, только этот звук оторвал герцога от его занятия. Он поднял голову и посмотрел на нас, точно не понимая, что происходит.
