Со свисающей с губ горящей сигаретой Чарли пробирался к ней сквозь тесное море тяжелой мебели. К своему ужасу, Джемма не видела поблизости ни одной пепельницы. Заметив у него под ногами красивый ковер, Джемма поспешно схватила пепельницу с тумбочки и подставила ему под руку как раз в тот момент, когда гигантский столбик пепла упал с сигареты «Парламент». Он смутился, потом глубоко затянулся и потушил ее, вдавив в пепельницу. Чарли обвил рукой шею Джеммы и поцеловал ее в висок, прижав к себе. Он был пьян и пошатывался.
– Мы с девочками гадали, когда же ты доберешься сюда.
Когда он упомянул о «девочках», Джемма остановилась. Она не хотела, чтобы ее сравнивали с фанатками, даже с американскими фанатками, особенно с американскими литературными фанатками, и сомневалась, что эти двое с нетерпением ждали ее приезда. Неужели Чарли считает ее такой? Фанаткой?
По-видимому, он не считает ее равной ему артисткой, но это и неудивительно. Она позволила разрушить свою собственную карьеру. Сделал бы он то же самое ради нее? Стал бы ездить по всему миру ради того, чтобы удовлетворять каждый ее каприз? Она знала ответ на этот вопрос.
– Это был просто отпад, – сказала Пенни, изображая какой-то акцент, чтобы заявить о своей искушенности, и тоже затянулась сигаретой. – Песни Чарли изумительны.
– Неужели? – Джемма удивленно приподняла брови. Его последняя песня, написанная для альбома, была балладой «And Yet God Has Not Said a Word». Это последняя строка мрачной поэмы Роберта Браунинга «Возлюбленный Порфирии» о человеке, который душит свою возлюбленную ее собственными волосами.
– Если бы ты была здесь, ты бы их услышала, – сказала Пенни, будто близость к Чарли превращала ее в музыкальный авторитет. Чем дольше Тамсин и Пенни вертелись в этом кругу, тем смелее становились.
– Моя девочка. – Чарли держался за нее, не только чтобы самому не упасть, но и считая ее неким трофеем.
Джемма терпеть не могла, когда он ее так называл. Она не чья-то девочка.
Сегодня в номере было человек десять. На очень длинном бежевом диване Гэри Уэйнрайт увлеченно беседовал с кинопродюсером Топазом Маркони, который, по слухам, покупал документальный фильм о группе для одной крупной голливудской студии. Напротив дивана в кресле с подголовником сидел незнакомый человек в черных очках, одетый как лорд Байрон, и с любопытством пристально наблюдал за Чарли. Она вспомнила, что Рен работает с оккультистом, и решила, что это, должно быть, он. Из-за его маскарадного костюма она подумала, не призрак ли это самого Моне.
Очень беременная подруга Гэри Уэйнрайта, Минерва Смайт, устроилась, присев бочком на декоративном стуле рядом с Литературным занавесом. Короткая геометрическая стрижка русых волос Минервы резко контрастировала с длинными, пышными рыжеватыми локонами Джеммы.
– О, слава богу, ты здесь. – Минерва подняла глаза и помахала ей. – Мне было так дьявольски скучно, что пришлось беседовать с Кенни. Кенни, – повторила Минерва полным презрения шепотом. Джемма нагнулась и чмокнула ее голову. – Я так раздулась, Джемз. – И чтобы продемонстрировать, она подняла юбку почти до верха бедра и ткнула в него пальцем, оставив белую ямку на коже.
– У тебя же срок на следующей неделе, – сказала Джемма. – Чего ты ожидала?
– Я думала, у меня будет дом, где родится малыш, не какой-то жалкий номер в гостинице. Я собираюсь поехать домой к родителям после родов.
