Звезда Рунета. Юмористические рассказы - страница 2

А недавно, Васька, были мы с бабкой на собачьих похоронах. Фрау Грубер прощалась со своим йоркширом Кнёделем. Штемми с нами не было – хозяйка не захотела травмировать его уязвимую психику. Так вот, хоронили пса в настоящем гробике, на специальном зверином кладбище. На надгробной плите, выполненной в форме косточки, была его фотография и надпись: «Мой верный друг, я буду о тебе помнить! Повиляй мне хвостиком с небес». Ну, не дурдом?

Старушки тут вообще чокнутые. Моя, например, заявила соседке: «Если я переживу Штеммика, предавать его земле не стану – кремирую и урну с прахом установлю у себя в гостиной. Если же умру раньше него, он будет наследником всего моего имущества. Завещание уже составлено».

Прикинь, братуха, не дочке все оставляет, не свинорылому внуку, а пуделю! Да если б наша баба Маня на Полкана все отписала, ее бы прямо от нотариуса в психбольницу отвезли. А тут это – обычное дело.

А еще, Вася, немецкой живности хозяева покупают подарки: лакированную обувь, шубы, ошейники со стразами. Дни рождения отмечают им в ресторанах. Лечат в специальных клиниках. Плоховидящим котам и собакам вживляют в гляделки искусственные хрусталики…

Ох, и соскучился я тут по нормальным существам: по тебе, по Полкану, по Кысе с Баксом, по нашей Орловке! Нет уже мочи никакой сидеть в благоустроенной тюрьме, где ни по крышам побегать, ни на помойке порыться, ни рожу кому-нибудь расцарапать. На все – запрет, «фербот», по-ихнему.

Так что, не верь, Василий, если скажут тебе, что за границей сплошь сметаной намазано. Наглая это брехня! Тебя бы радовали миски из дутого стекла, коврики из овечьей шерсти и пищащие игрушечные мышки, если бы ты весь день сидел на подоконнике? Ни пожрать от пуза, ни мышь на двоих раздавить, ни с котами из теплоцентрали силами помериться…

Сбегу я отсюда. Вот потеплеет и сбегу. Тут по соседству одни в отпуск в наши края собираются, так я к нришь, в им в багажник запрыгну. Мне бы только до кордона добраться. Дядя Миша говорил, что через польскую границу слона нерастаможенного за хобот провести можно, не то, что коту прошмыгнуть. А там я и по запаху Орловку найду. Примешь меня на свой чердак?

Письмо мое, Вася, – звуковое. Тебе его слово в слово перескажет Петрович, который сидит сейчас на бархатной подушке нашего пуделя и запоминает каждое мое «мяу».

Память у него – дай бог каждому. Если б не пил, цены б ему не было. А, с другой стороны, не наклюкайся он однажды, никто бы о нем и не узнал. А так… Пригласила наша бабка к себе на именины Грубершу, Шульциху и еще двух приятельниц, таких же, как и сама – в мужской одежде, с бритыми затылками и сигаретами в фарфоровых зубах. Разлила винцо по рюмочкам и к телефону побежала поздравление Клауса выслушивать. Пока болтала, подруги ее на перекур отправились, оставив балконную дверь открытой…

Тут наш Петрович на праздничный стол и приземлился. Увидев хозяйскую рюмку, высосал вино до самого дна. Хмель ему в голову ударил, и решил он, что в Германии его никто не уважает. Ломанулся попка на железнодорожную станцию, чтобы на родину уехать. Прибыв на вокзал, решил взять в автомате билет, поскольку он – приличный иностранец. Долбил клювом по кнопкам, тыкался во все отверстия, пока не застрял в аппарате.