«Издательство погребено под завалами рукописей, не отвечающих нашему, изменившемуся, представлению о книжном рынке, а посему не рассматриваем тексты, направляемые сюда без нашей просьбы»;
«В связи с кризисными неурядицами, мы сменили специализацию и теперь издаем лишь техническую литературу. Художественную – только на деньги найденных авторами спонсоров»;
«У нас больше нет прозаической „мужской“ линейки. Сейчас мы издаем исключительно дамские сентиментальные романы. От всей души желаем вам найти издательство, которое с радостью примет ваше произведение».
Чащин такого издательства не нашел. Не нашел он и денег. На пенсию по инвалидности не разгуляешься. Утешало лишь то, что он такой не один. Друзья по несчастью делились на интернет-форумах аналогичными проблемами, сетуя на то, что издательства продвигают лишь «готовые бренды», т.е. авторов, которые уже и без них раскрутились. Как им это удалось? Взяли количеством – по пять романов в год выстреливали.
Егор не сегодня родился. Он знал, что на создание толкового романа уходит год-два. Это – сбор материала, обдумывание сюжета, выстраивание интриги, проникновение в судьбы героев, тщательное выписывание диалогов, работа с деталью. Это – бессонные ночи за клавиатурой, полные пепельницы окурков и литры кофе в желудке. И не факт, что на выходе получится шедевр.
А романы, написанные за три месяца, пусть даже с помощью «рабов», разве это – литература? Это – рыночный хлам! Уж сколько он их перечитал – скучно, бездарно, пошло. Но ЭТИХ почему-то публикуют, а его – нет. Обидно и завидно.
И дело тут вовсе не в заработке. Он был согласен издаваться и без гонорара, лишь бы его читали. Но самому платить – это уже перебор. Как сказал в свое время Бернард Шоу, писатель, за собственные деньги издающий свои книги, – это корова, торгующая в молочном баре своим молоком.
Впрочем, тому же Бернарду шестьдесят раз отказывали в публикации его пьес. И Флобер сидел, никому не нужный, в своей Нормандии, жалуясь на огромные долги. А Мопассану вообще написали в служебной характеристике: «Он – хороший чиновник, но плохо пишет». Тем не менее, все они упорно шли к своей цели и, в конце концов, стали великими писателями.
«Так чем я хуже них? – спрашивал себя Егор, ежедневно усаживаясь перед монитором компьютера. – Ничего, цыплят по осени считают».
Но прошла осень, потом еще одна, а цыплята Чащина все томились в «инкубаторе» его письменного стола. «А, может, и впрямь издаться за свой счет? – шевельнулась в мозгу предательская мыслишка. – Сделал бы себе подарок к полувековому юбилею».
Егор Ильич внимательно изучил предложения издательств «Книга по требованию» и, взвесив свои финансовые возможности, остановился на микротираже – 30 экземпляров. Это не 30 тысяч, как бывалоче, но на безрыбье и жаба – лабардан.
В книгу вошли последний роман Чащина и два ранних рассказа – в качестве «добивки» к основному тексту. Обложка была шикарной: твердой, яркой, с портретом автора. Скупая слеза стекла по небритой щеке мужчины, когда он разглядывал алеющие на черном фоне буквы, составившие его имя – Егор Чащин.
«Так вот ты какое, писательское счастье? – шептал Творец, пытаясь унять бешеное сердцебиение. – Я и забыл уже это сладостное ощущение».
Выставив книги на стеллаже, Егор лег на тахту и смежил веки. Завтра утром он возьмет один экземпляр и будет с ним ездить в городском транспорте, отслеживая реакцию своих потенциальных читателей.
