– Мне там бесплатно наливают, – вставил Юрий.
– Зачем же вы тогда к Аглае Станиславовне за деньгами приходили? – спросил следователь.
– Так мне цветы надо было купить. Кто мне цветы бесплатно продаст?
– А на концертах вам цветы не дарят?
– Дарят, конечно, хотя я всегда говорю, что цветов мне не надо. Цветы я сразу же женщинам дарю.
– Ему мужики на сцену бутылки выносят и ставят рядком, – сообщил продюсер. – Иногда бочонки пива выкатывают. Я организую доставку всего этого на дом. И олигархи всегда с собой дают.
Следователь повернулся к Твердохлебову.
– В общем, накатил я, еще с собой прихватил, чтобы горло смачивать, цветы купил и пошел петь.
– Юра, где ты вчера пел? – позеленел продюсер.
– Под окнами. Как раньше пели прекрасной даме. Народ собрался – и во дворе, и на балконы вышли. Слушали, меня поддерживали.
– Вы можете представить свидетелей вашего пребывания под окнами четвертого корпуса?
– Да там толпа собралась. Тысяча наверняка была. Еще жильцы. И патрульная машина.
– Коля, позови участкового, – попросил следователь.
Участковый, как оказалось, охранял вход в квартиру, в которой мы все находились, и сдерживал представителей СМИ, которые, как я поняла, уже собрались на лестнице в большом количестве. Участкового заменил кто-то из следственной бригады.
Следователь спросил, слышал ли участковый про вчерашний концерт под открытым небом. Участковый – молодой парень лет тридцати – ответил, что он не только слышал ПРО концерт, он сам на нем присутствовал и чуть ли не все их отделение присутствовало – кто в форме, кто в гражданской одежде.
– И до какого часа пел Юрий Петрович?
– Ну, пел-то он где-то до половины одиннадцатого…
– А что было потом?
– Потом он с поклонниками переместился в кафе, потом разбил витрину бутика, но не пивного, а женской одежды, пытался надеть на себя женские вещи.
– Я? Женские тряпки? – Юрий был искренне удивлен. – Вы меня за кого принимаете? Я, знаете ли, этим всегда в морду плевал и плевать буду! И правильный закон у нас приняли, только очень мягкий! Знаете, что я бы с этими сделал?
– Вы пошли крушить бутик женской одежды в виде протеста, чтобы женщина, которая вам отказала, не смогла там покупать одежду и не выряжалась для других мужиков.
– Мне отказала женщина?
Юрий нахмурился, явно пытаясь что-то вспомнить.
– Молодая она еще, – наконец объявил он и посмотрел на следователя. Потом поглядел на продюсера и объявил: – Не беспокойся. Я ее уже разлюбил. И детей не будет. По крайней мере от меня, так что еще на одного ребенка ты из моих гонораров отстегивать не будешь. Я с ней в лифте застрял. Позавчера. И выяснилось, что она не знает, кто я! Представляете? А она приехала из какой-то иностранной школы. Или института. Папаша ее отправлял учиться. В общем, выучилась и приехала. И меня не знает! На Западе не понимают и не знают нашей музыки. Там только школьницы-лесбиянки пошли. А другие наши – только на Брайтон-Бич и в других русскоязычных гетто. Ну, я ей и объяснил, кто я. А вчера решил спеть, чтобы знала.
– То есть вы влюбились в женщину из четвертого корпуса, с которой познакомились в лифте?
Юрий задумался.
– Нет, пожалуй, не влюбился, – наконец сказал он. – Это я так… В общем, хотел, чтобы знала, кто я.
Юрий посмотрел на участкового.
– А что дальше было? Честно, не помню.
– Приехала хозяйка бутика, то есть прибежала, она тут рядом живет, – сообщил участковый. – Вас отвезли в участок. Она грозила судом, но ваши поклонники тут же скинулись ей на компенсацию ущерба, в виде платы за ваш концерт. Стекло ей уже вставили. Кто-то из ваших поклонников сам это сделал.
