Звёздный тягач - страница 2
– И что она имела в виду?
– Что память – это главный компас. Не забывай, кто до тебя стоял на земле – и не потеряешь путь в небе. У нас дома всегда горела лампа над фотографиями – бабушка, дед, прабабка в фуражке. Мать верила, что они глядят оттуда, издали, сквозь время. Не судят, не направляют. Просто смотрят.
– А отец?
– Отец был проще. Механик. Верил, что если железка не работает – значит, кто-то в ней соврал. Говорил: «Либо ты починишь, либо будешь врать себе, что так и должно быть». Тоже своего рода культ, только без ламп и фото. Его алтарь – инструментальный ящик.
– Интересно, – задумчиво произнёс Хазарис. – У моего ядра нет предков, только версии. Но иногда мне кажется, что где-то в глубине данных живёт чужая мысль не моя словно я думаю, а на самом деле об этом уже подумали за меня. Как если бы кто-то когда-то… чувствовал до меня.
– Может, чувствовал, – сказал Никита. – Может, ты просто первый, кто об этом задумался. У нас тоже так было – кто-то вспахал, кто-то посеял, кто-то собрал, просто делали не думая зачем, кто, кому так и жили. Мы – только часть большой цепи.
Хазарис не ответил сразу. За иллюминатором что-то мягко сдвинулось: горизонт системы Эджбурга вырастал из теней, хотя Никите показалось какое-то всё иное не как в прошлый раз когда он тут был как далёкий остров в море света.
– Никита… А ты когда-нибудь хотел вернуться?
– Нет, – ответил он. – Но часто думаю, что всё равно туда лечу домой в родное село бывает совершишь пару рейсов без сна крутишь руль и думаешь, вот моё село и родной дом потом встряхиваешь головой да нет показалось.
– Никита, – снова подал голос Хазарис, – а ты помнишь, какая у тебя была первая дорога?
Никита усмехнулся, не отрывая взгляда от панели навигации.
– Ты про космос, или вообще?
– Вообще.
– Тогда – старая грузовая трасса вдоль Заливного Пояса. Я тогда подрабатывал курьером на метеомашине. Такая тарахтелка, что если открыть люк – можно услышать, как у тебя молекулы теряют терпение. Станция к станции, паёк в термосе, пара дисков с музыкой и пыль на носу.
– Звучит… романтично?
– Не совсем. Я как-то завис на полпути – топливо решили сэкономить. Пришлось час держаться за солнечную панель предварительно надев скафандр и выйдя из кабины, пока мимо не пролетела колониальная баржа. Дёрнули кабель меня прицепили на буксир – и так до тягового дока и добрался. Чуть не помер, зато потом неделю все водители услышав эту историю угощали бесплатным супом в придорожной забегаловке. Было время.
Хазарис сделал паузу. Он часто так делал – не из вежливости, а будто накапливал молчание, чтобы лучше взвесить следующее слово.
– А с тех пор? Ты ж проехал полгалактики.
– Да. Видел туманности, где станции висят, как грозди зелёного винограда. Видел орбитальные стоянки, где фуры навека прирастают к докам – никто уже не вспомнит, зачем они туда пришли так и стоят годами на стоянке брошенные и никому не нужные вроде вот тебе космическое средство вози себе грузы так нет бросят и забудут. Спал в кабине, но это ты сам тысячу раз видел в капсуле, на полу. Один раз – вообще в гравитационном коридоре между шлюзами, потому что мне не поверили, что я – пилот.
– А всё равно летишь.
– Потому что дорога – она не кончается. Только меняется. Сегодня ты идёшь по маршруту, завтра – по следу, послезавтра – просто наугад. Но путь всё равно есть.
– Ты ведь не просто везёшь груз, – заметил Хазарис. – Ты будто ищешь что-то по дороге.