Отчасти были правы, тем троим мошенникам, ворам и тем паче насильнику податься стало некуда. Через месяц последний покончил с собой, но не наверное, он умер после драки в кафе, куда попытался устроиться, но надышался ли он газа или скончался от внутреннего кровотечения, тут медицина расходилась во мнениях. Молча обвиняя меня во всем происшедшем.
Последним к этому списку прибавился и Сергей. Он выждал три недели после скандала, не то действительно настолько не интересовался новостями, не то собирался с мыслями. Перед этим зашевелились и поселковые власти – в газету пришло письмо на имя главного редактора с требованием прекратить поношения сектантов, не будоражить общество голословными утверждениями и сохранять объективность. Я послал глуховскому голове собранные материалы, после чего мою машину облили помоями, предупреждая последний раз. Спасибо, не сожгли.
– Я надеялся на тебя, – медленно, точно спросонья, говорил Каширин, я молчал, слушая его тяжелое дыхание. Уж не пьян ли? – подумалось вдруг. – Так на тебя надеялся. Ты мне, нам всем здорово помог за эти три года. Понимаю, себе ты содействовал куда больше, но я… я думал, ты другой. А ты… приехал, расшевелил. И что нашел? Про мой Версаль и так знаешь. Про его судьбу и подавно, я давно обо всем договорился.
– Они тебя и защищают.
– А тебе в голову не придет, что они могут быть правы? Нет, исключено, – он помолчал, не говорил ни слова и я. – Думаешь, победил.
– Я всего лишь собрал факты.
– Ты возглавил газету, это важнее, – Сергей устало выдохнул. – Некоторыми из нас заинтересовалась прокуратура.
Впервые услышал от него слова «мы» и «перемещенцы» в одном значении. Это сейчас с ним такой поворот случился?
– Так не зря. Есть чем.
– Мы другие, – продолжил он. – Я долго старался быть вне политики, пытался только работать над лучшим будущим для всех. Теперь, кажется, понимаю вождей и пророков. Не может рай существовать для каждого. Каждому нужен свой. Я уведу лишь тех, кто остался верен нашей мечте. В тот парадиз, который изначально…
– Ты зарвался! – вдруг взвизгнув, закричал я и тут же осекся. Сергей замолчал на полуслове.
– Ты боишься, – наконец, произнес он. – Я только сейчас понял. Все, что ты делал и делаешь, продиктовано безотчетным, бесспорным страхом перед собой. Потому ты и не можешь находиться в одиночестве, ведь тогда тебе придется познакомиться с отражением в зеркале.
Покрывшись холодным потом, я повесил трубку. Долго приходил в себя, боясь услышанных слов и своей реакции на них. Потом напился.
На следующий день мне позвонили из прокуратуры, потребовали сотрудничества, попросили предоставить материалы, собранные на Каширина. Дело против него возбуждено по статье об отмывании денег, на подходе новый параграф – об организации преступного сообщества. Следователь подъедет, никуда не уезжайте.
Дознаватель прибыл через полчаса, если не раньше. Будто находился неподалеку. Но к обвиняемому он пожаловал лишь спустя сутки. За несколько часов до прибытия кортежа из двух машин в Глухове отключился свет, ремонтники долго восстанавливали сгоревшую подстанцию, а пожарные отправились ко дворцу, где тоже полыхало пламя. Никто в точности не знал, поджог это или случайность, связанная с отключением света, но только лишившейся защиты от посягательств дом Каширина подвергся разграблению. Те самые люди, что совсем недавно приносили в него дары, теперь с не меньшим энтузиазмом растаскивали их же. Пожар полыхал вовсю, когда прибывшие огнеборцы стали вытаскивать из пламени самых жадных или неудачливых мародеров. Трое пострадали от ожогов, еще семерых прибывшая полиция успела арестовать. Больше никого не отыскала, камеры, окружавшие Фонтенбло, в тот момент так же не работали.
