И тут совершенно ясно я осознал, это сон, реалистичный, детальный. И надо выплыть из него, вытрясти из головы. Слой за слоем я начал снимать всё фантомные картины моего мозга. Пытаясь высвободиться из объятий кошмара.
И всё стало тонуть в серой дымке, и в разрывах я уже видел что-то реальное и тянулся туда.
Бах. Прямо передо мной я увидел физиономию Ковалёва, который держал меня за плечи, тряс.
– Уф, пришёл в себя? Мы тебя, мать твою, еле поймали. Видим с Дарлин, что ты плывёшь куда-то, вниз головой. Растопырился, как лягушка дохлая. Хорошо уплыл недалеко, успели добраться.
Ковалёв как-то очень странно заботился обо мне, и в глазах, что я видел сквозь стекло шлема, у него бился страх.
– Как ты себя чувствуешь? – услышал я хрипловатый голос Дарлин.
Дымка в глазах рассеялась, а туман в голове ещё нет. Я вспомнил хруст костей, дикую боль, пошевелил осторожно руками, пальцами, чуть согнулся. Боль ушла, оставив лишь лёгкую расслабленность, как бывает, когда медпомощь скафандра вводит обезболивающее в огромных дозах.
– Не знаю, что произошло. Ощутил какой-то страшный удар и сознание потерял.
– Ну да, удар, в тебя врезался обломок обшивки челнока, – объяснил Ковалёв. – Мы видели, как он отплыл от тебя. Здоровенный такой обломок. Как ты только выжить смог. Говорил я тебе, что здесь этого мусора пруд-пруди и надо осторожным быть. Понимаешь? Осторожным. А не так, как ты. Как ты, в порядке? Хорошо. Поплыли к нашей цели. Вон она уже рядом.
Ковалёв возглавил нашу процессию, показал путь до перехода в центральный командный пункт. Около воздушного шлюза, полковник долго колдовал над экраном, сосредоточенно о чем-то думал. И я уж решил, что он забыл коды доступа и придётся взламывать вход.
Но тут монолитная стена чуть сдвинулась и пошла вверх, обнажив створки ворот. И они разошлись влево-вправо, впустив нас внутрь.
Этот воздушный шлюз оказался гораздо просторнее, комфортнее, чем тот, из которого мы начали своё путешествие. Здесь расположилось аж шесть ложементов для астронавтов. И я с удовольствием улёгся в ближайший. Биосканер определил моё состояние, как удовлетворительное, требующее восстановление. Но всё же я легко отделался.
Дарлин тоже прилегла рядом, улыбнулась мне сквозь стекло, и прикрыла глаза. Ковалёв же начал что-то сосредоточенно изучать на экране, что висел напротив нас. Потом присоединился к нам.
– Придётся подождать, – объявил он нам. – Смотрите, не засните.
А я, прикрыв глаза, вновь вернулся к своему сну. Мучила мысль, почему, как только я теряю сознание, то погружаюсь в какую-то невероятно правдоподобную симуляцию, со всеми деталями, звуками, запахами, ощущениями. Во сне человек обычно видит нечто фантастичное, отдельные кадры прошлой жизни, порой не связанные друг с другом.
Будто кто-то пытается обыскать мой мозг, вытаскивая то одно, то другое моё воспоминание, воспроизводит его через фантомный голографический проектор. Психологический обыск. Я поёжился, захолодели пальцы рук. Мне казалось, что я голый и уязвимый, как это было в тюрьме Пайнидлс на планете Окоченевшая гора, когда нексоиды захватили меня в плен и я год провёл в этом мерзком месте, где надо мной издевались, заставляли есть живых червей, выставляли голым на площади, потешались, как могли, заставляя перетаскивать с места на место корзины с камнями. Ну, я им показал потом, когда сумел освободиться, что такое Эдгар Рей, пилот экстракласса.
