Все слушали с удовольствием. Когда песню повторили, кто-то из лейтенантов запел глубоким голосом:
Небо голубое, лес покрыт листвою.
Конь мой белоногий, дай вскочу в седло я.
Вновь пущу оружье в дело боевое,
Чтоб меня все турки поминали воя.
Лейтенант был статный парень с холеными усами. Усы торчали у него в разные стороны двумя стрелами. Даже сзади можно было его узнать.
– А кто этот лейтенант? – спросил Гергей, склонившись к Добо.
– Иов Пакши, младший брат капитана Комаромской крепости.
– Хорошо поет!
– И, должно быть, храбрый малый. Кто любит петь, тот и дерется храбро.
– А тот молодой человек, с огненным взглядом и закрученными усами?
– Пишта Будахази, офицер. Шесть конников привел с собой.
– Видно, что прирожденный воин. А тот подальше, с густой бородой, тянется сейчас за кубком?
– Беренц Бай, офицер. Пять конников привел. Тоже славный малый.
– А этот молодцеватый паренек с шелковым платком на шее, рядом с эгерским горожанином?
– Пишта Фекете, офицер. Шесть конников привел.
– Да, верно, ведь я же беседовал с ним.
Лейтенанту Пакши хотелось спеть и второй куплет песни, да слова вылетели из памяти. Дудари ждали, когда он начнет.
Вдруг кто-то крикнул:
– Да здравствует наш священник!
– Да здравствует старейший в нашем войске! – крикнул Золтаи.
Цецеи весело возразил:
– Может, прадед твой старейший, а я еще совсем не старый!
– Да здравствует самый молодой защитник крепости! – гаркнул Петё.
Тут уж и Криштоф Тарьяни взял в руки кубок и, зардевшись, чокнулся с гостями.
– Да здравствует тот турок, – крикнул Гергей, – которому мы первому вышибем зубы!
Все захохотали, и каждый чокнулся с соседом.
С места поднялся румяный эгерский дворянин. Он откинул с правого плеча синий плащ с большим воротником, разгладил усы в обе стороны, пригладил чуб и сказал;
– Да здравствует тот, кто первый сложит голову за Эгер!
Гордым и серьезным взглядом посмотрел он вокруг и, ни с кем не чокнувшись, осушил бокал до дна.
Вряд ли думал он, что пьет за самого себя.
Стрелки больших стоячих часов показывали одиннадцать. Вошел караульный и, остановившись в дверях, доложил:
– Господин капитан, турки уже в Макларе.
– Только передовые части, сын мой.
– Нет, побольше, господин капитан. Они лавой идут при лунном свете, а позади в поле видно множество шатров и огней.
– Ну, стало быть, завтра они будут здесь, – сказал Добо, кивнув головой.
Он отпустил караульного, сказав, что до утра можно не являться с новыми донесениями, и встал. Это означало, что пора расходиться.
Мекчеи увлек в угол зала Гергея, Фюгеди, Петё и Золтаи. Он перекинулся с ними несколькими словами, затем поспешно подошел к Добо и, звякнув шпорами, сказал:
– Господин капитан, двести человек готовы выехать ночью.
– Куда это к лешему?
– В Маклар.
– В Маклар?
– Пожелать туркам спокойной ночи.
Добо весело пригладил левый ус и отошел к оконной нише, куда за ним последовал и Мекчеи.
– Что ж, ришта, не возражаю. Такая вылазка ободрит народ в крепости.
– И я подумал так же.
– Когда охота биться – и сабля здорово берет. Но тебя я не пущу.
Мекчеи огорчился.
Добо спокойно взглянул на него:
– Ты ведь точно бык – на любое дерево налетаешь. И, смотри, когда-нибудь сломишь рога. А тебе надобно голову беречь. Если моя голова упадет, пусть хоть твоя цела останется. Это я говорю только тебе. Борнемисса и остальные могут ехать. Гергей осторожнее тебя – пусть он встряхнет хорошенько турецкие передовые отряды. Позови его сюда.
