Волшебник вышел на террасу. Замерев и склонив перед Луной головы, стояли тени. Звуки, что были неподалеку от дома, перекликались негромко, переходили с места на место и позванивали колокольцами, вместо кистей свисавшими с их мягких шляп. Ночные бражники тяжело порхали над белыми цветками клумб.
Облокотившись о перила, Волшебник встречал Луну.
– Чудо, а не ночь! Верно? – услышал он глубокий женский голос, шедший словно бы отовсюду, и вздрогнул. А голос меж тем продолжал:
– Сколько таких ночей, и все равно каждая – чудо…
– Вы можете испугать, – сказал Волшебник, не поворачивая головы. Он понимал, что его собеседница сейчас есть всё, что его окружает.
– Могу. И даже вас, – ответила она просто.
– О да, мадам— проговорил Волшебник. – Тьма, первая, вечная и настоящая.
– Тьма, – повторила она, растворяясь эхом, позволяя Луне создавать из себя цветы, верхушки деревьев, гряду холмов на западе, глубину неба и полированную ширину моря.
Была такая игрушка, а может, есть и сейчас – плоский пластмассовый диск, прозрачный с одной стороны, а внутри диска круглый лабиринт с тремя шариками, которые, вращая диск в разных плоскостях, нужно было собрать в углубление в центре. Сделать это было непросто, иногда удавалось загнать туда один и даже два шарика, но пока подгоняешь оставшийся, те обязательно выкатывались, и приходилось начинать сызнова.
Иной раз утренний сон похож на такую игрушку: вот-вот удается вопреки пробравшемуся в комнату настойчивому Лучу собрать растекающиеся шарики сна, но они тут же раскатываются и сон, теряя смысл, расползается, и нет больше желания его смотреть, и от этого сами собой открываются глаза, в которые смотрит этот самый настойчивый Луч.
Волшебник вспоминал об этой игрушке и сравнивал ощущения, сидя у стола. Проснулся он давно и теперь завтракал в огромной кухне, в которой, хоть она и располагалась в подвале, утро наступало раньше всего, потому что низкое кухонное окно чуть ли ни самым первым принимало рассвет.
Гренки сегодня Волшебник глотал почти не жуя – торопился на берег. Отчаянно хотелось столкнуть свой небольшой швертбот в воду, это было крайне необходимо для одного опыта.
Наспех покончив с завтраком, сбежал к морю, свернул к лодочным гаражам и, подготовив лодку, разобрав веревки, оттолкнулся. Ширина простиралась перед ним, воды не колыхались спокойные, как икона, лишь кое-где Ветер трогал их пальцем. Далеко справа, на пирсе, маячила женская фигурка в красном, а лежаки между волнорезами были почти пусты.
Волшебник ждал, когда его отнесет подальше. Дышать хотелось много и дышать было вкусно. Вода обтекала корпус лодки. Не слышалось ни всплеска, словно море не чувствовало на своей ладони лодку или, может, чувствовало, но, разнежившись в жемчужном утре, пока не желало проснуться.
Поднялась и, чиркнув гладь клювом, низко над зеркальной водой полетела чайка, отразились в зеленой воде ее серые крылья. Солнце выше подняло голову, и вдруг сразу, будто солнце ими руководило, грохнули цикады – молодой день вышел на просторы. По пояс в акациях, молодой день опирался на облака и глядел в море.
С берега в море на одной ноге прискакал Ветер, сегодня совсем не такой, как вчера. Он вообще часто менял облик, настроение, возраст и характер. За все их знакомство Волшебник привык к этому и всегда был готов принять Ветер любым, каким бы тот ни был. Сегодня Ветер был шестилетним мальчуганом в белой майке и с мягкими вьющимися, едва-едва голубыми волосами. Сачком он ловил блики на воде. Подскочив к лодке, кинул в нее сачок и через борт потянул руки к Волшебнику. Тот поднял его и усадил на банку рядом с собой.
