Сегодня день был неплохим. В бар вкатилось пёстрое шествие – пролетали семиногие футболисты из клоповника, именуемого Седьмая-по-Спирали – станции-кочевника, кружащей вокруг ледяного гиганта у Гаммы Паруса. Они выглядели как перекрещенные скатерти, из которых росли семиногие щупальца, покрытые узором из биолюминесцентных пятен. Головы их венчали конические шлемы с встроенными навигационными линзами и флагами команд, а тела дымились от смазки, испаряющейся после победной игры. Каждый шаг сопровождался влажным чпоком, как будто в бар зашли веселящиеся вакуумные присоски. Они были пьяны от азотной браги и звёздной славы.
С ними ввалились фанаты – пестрая толпа из биомассы и хитина, вопящие на всех частотах, известных разуму. Победу в турнире внутри спирали Млечного Пути они собирались отметить достойно: с шумом, вонью и танцами. Особенно буйствовала группа двуголовых сверчков, у которых в грудной клетке стояли портативные ультразвуковые синтезаторы, ревущие в диапазоне, недоступном человеку, но крайне болезненном для слуховых желез многих посетителей. За соседним столом завыл в голос щупальцепёс, у стойки начал вибрировать хвост у ауроптеры, а из вентиляции капнул мозг какого-то чувствительного гель-создания.
Жалобы полились на стойку, как тухлый соус.
Галия, не торопясь, вытерла руки от лимонной смолы и вышла в зал. Она шагала как вершина закона – неспешно, будто сама чёрная дыра шевельнулась внутри неё. В зале стало тише. Только сверчки продолжали вопить, прыгая, как угорелые, и подпевали хриплым тенором из двух ртов:
– Победа наша! Мы всех сильней!
И кубок будет нашим навсегда!
Олей-Олей-Олей!
Седьмой-по-Спирали – да-да-да!
Песня звучала как кошмары пьяного автомата. Несколько стеклянных бокалов расплавились.
– Ребятки, успокойтесь, – спокойно сказала Галия, сложив руки крест-накрест и оставив два револьвера наготове. – Ваши звуковые синтезаторы терзают ушные перепонки моих клиентов. Не могли бы вы поумерить частоты? Или вообще побыть без музыки. Я вам бесплатно налью «Пеньи-де-Жопы».
«Пеньи-де-Жопы» – это был популярный местный коктейль на основе экстракта поющих бактерий, вызывающий у большинства видов кратковременную эйфорию и галлюцинации об идеальном детстве. Предложение было щедрое.
Но сверчки не поняли, с кем разговаривают. Один из них вытащил из брюха дополнительные рупоры, а второй заорал обеими головами:
– Ты, человечешка! Пошла ты подальше!
Это была ошибка.
В следующее мгновение Галия не стала тратить слов. Все шесть рук – идеально отточенными движениями – выхватили револьверы, каждый настроенный на разную боевую частоту: термомагнитная пуля, антипротонный луч, струя гравиогеля, выстрел молнией, иглы плазменного разрыва и старый добрый дробовик на пиявках. Полетели в зал лучи и вспышки. Фанаты начали лопаться, взрываться, таять, скукоживаться и рассыпаться в пыль. Один, попав под гравиогель, превратился в собственное ухо, другой завопил, но его голос моментально свернулся в петлю и исчез, а третий вскипел и закричал пузырями.
Бар осветился синим, зелёным, багровым светом. Металлические стены отразили крики, шипение и запах пережаренного белка. Два десятка фанатов исчезли как пена на солнце. Остальные попытались убежать, но были настигнуты волной обугливания.
Сами футболисты сделали вид, что ничего не произошло. Они отвернулись от обугленных следов, не замечая воронки от глюонного взрыва. Напротив – заревели от восторга.
