Гоша пригорюнился и пошел обратно, выглядывая свои следы, уже достаточно заметенные. Он уже страшился, что не сможет найти так нужный им лом, который оставил вехой, и также боялся заблудиться самому в такой снеговерти, которая могла быстро преобразоваться в пургу.
- Тогда уж точно мне конец, - думал он, тревожно вглядываясь вперед, наклоняя голову.
Снег уже мешал взгляду и напирал в лицо. И когда Гоша уже почти отчаялся, он наткнулся на свой лом и обрадовался ему, как родному. С трудом вытащив его из снега, двинулся дальше, уже с легким сердцем. Вскоре показались приметы плоскогорья и их гора, где ждали его испуганные женщины.
А они действительно были растеряны начавшейся метелью и сильным ветром.
- Как-то там наш охотник? – сказала Мотя, потягивая горячий чай, обхватив ладонями кружку. - Как бы не заблудился.
- Ой, не рви душу, - отзывалась с тревогой в голосе Тося. - Я так боюсь, так боюсь. Господи, спаси и сохрани раба твоего Георгия, - перекрестилась она, поднимая глаза к потолку пещерки.
Они замолчали и только прислушивались к вою ветра за хлипкой преградой, и сейчас радовались, так как сделали её вовремя, как украли: теперь в помещении было намного теплее. Только стало темнее и приходилось время от времени включать фонарик или жечь свечку. Решили, что пока будут ждать Гошу, сидеть в сумраке и не тратить энергию понапрасну. Время тянулось долго, особенно это ощущалось, когда ждешь не в теплой уютной квартире, а в холодной и неустроенной пещере, за много тысячелетий до современного мира. Они уже не смотрели друг на друга, боясь увидеть у другого на лице отчаяние или тревогу. Каждая лишь надеялась на бога и удачу. И когда снаружи послышались шаги, и толкнулась дверь, они с радостными криками бросились к выходу и торопливо отодвинули меховую плетенку. Увидев заметенного снегом Гошу, втащили его, принялись отряхать и тут же рассказывать, как они страшились в его отсутствии и как боялись, что он заблудится в такой пурге.
- Меня вела сама судьба, - говорил, блаженно улыбаясь, Гоша, позволяя им крутить себя, помогая раздеться и снять бронежилет.
Потом они поили его горячим чаем и рассказывали, как страшно, оказывается, остаться одним, без мужчины-защитника и опоры в этой жизни. Особенно в их положении. Тося смотрела на него восторженным взглядом и в то же время мучительным и любовным. Он понимал это, как никогда, и чувствовал, что его мысли о якобы исчезнувшем с места лифте, были правильными.
- Пусть даже и огорчатся, но потом привыкнут. Что делать, надо как-то жить дальше.
Так и случилось, когда он поведал им безрадостную новость. Их лица, до этого возбужденные и радостные, вытянулись от удивления, поникли плечи, и они даже всплакнули. Особенно Тося. У той всегда глаза были на мокром месте, как понял Гоша, а тут такое известие. Он обнял ее и прижал к себе, гладя по волосам.
- Не горюй, девочка, - шептал он, - все обойдется. Видно судьба у нас такая. Сама ведь говорила, что будем инопланетянами.
Она подняла на него удивленные мокрые глаза и тут же улыбнулась, поняв, чтО тот имел в виду. Потом тесно прижалась к нему.
- Я очень боялась, что ты не вернешься: или уйдешь в лифт без нас или погибнешь, заблудишься.
- Как ты могла обо мне такое подумать, глупенькая, - бормотал он, слегка целуя ее в шейку, - куда я от тебя денусь. Ты мне очень нужна.
- А ты мне, - подняла она голову и заглянула ему в глаза, будто не веря тому, что сейчас услышала признание в любви.
