Читать онлайн Евгений Яшуа - 7 рассказов про любовь и не. Выдуманные



Иллюстратор Екатерина Докучаева


© Евгений Яшуа, 2025

© Екатерина Докучаева, иллюстрации, 2025


ISBN 978-5-0065-4876-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Увертюра фритюра


Марик развернул стул в направлении столиков кафе, вообразив полный зал, и сел на край оранжевого сиденья, вполне гармонирующего с его вельветовыми брюками цвета бордо. Он взял за горло кофр с виолончелью и, зажав между худощавых бедер полные бедра инструмента, объявил: «Сон влюбленного музыканта». Игнат замер с распечатанным пакетиком сухариков, не решаясь хрустом нарушить выступление чрезвычайно вдохновленного друга.

Воображаемый смычок, искусно придерживаемый пальцами Марика, будто игла вышивальщицы, задвигался по тому месту, где за крепким литым пластиком дремали ничего не подозревающие струны. Музыкант забормотал в стиле Гленна Гульда1, защелкал языком, как битбоксер, застонал, как рабочий сцены, уронивший монитор-колонку на ногу. После такого трехминутного вступления в царстве фастфуда на языке менестрелей зазвучала история боли (публикуется без сокращений).

«По заснеженному лесу бродит курьер. Он заблудился. Где-то трелит одинокая птица. Чу! Вдруг едва слышно заиграла виолончель, что-то нежное, лирически-грустное. Там, тарарам, там-там, тим-там. Курьер идет на мелодию, видит – обнаженный силуэт девушки…»

– Че, в лесу? Зимой? – вздрогнул Игнат.

– Да, именно. Прошу, не перебивай. – Марик продолжил душеизлияние: – Курьер зачарован. Достает из сумки поднос, высыпает картофель фри. Музыка затихает. Девушка берет золотистый ломтик, тычет в поднос и говорит: «А где соус?» Курьер растерянно ищет, не находит. Падает перед ней на колени. Она нежно гладит его по черным вьющимся волосам, потом грубо берет за шевелюру и, зажав голову между ног, начинает остервенело водить смычком по шее!

– Маньячка? – Игнат в ужасе сглотнул слюну.

– Да помолчи ты! – взмолился Марик и, посмотрев сквозь монолит бетонного потолка, подошел к финалу: – Лирическая музыка сменяется бурной, как сход лавины в «Tанце дочери горного короля» Грига. Фанфары! Кода! Лес охватывает огонь! – Он замер, воздев (никак иначе) руки в экстазе, словно Эодор Тезис2 в финале «Страстей По»3, а не какой-нибудь бизнесмен в момент биржевого краха. На открытой кухне загремела посуда.

– Ух, как на концерте, – очнулся Игнат, отправив наконец сухарик в начало пищеварительного тракта, и, хрустя в диссонансе, добавил: – Мне давно голые девки не снились.

– Ролевые модели прошлого проступают сквозь слои настоящего, – резюмировал Марик, вернувшись из леса сновидений. – Возможно, кто-то из моих предков носил еду для Моисея, когда пророк был на Синайской горе.

– Моисей с грудью? – поперхнулся Игнат.

– На самом деле все просто, – вздохнул Марик, помедлил и нежно провел пальцами по выпуклой части кофра, – мне нравится Камиль Тома.

– Кто? – Игнат перестал жевать.

– Французская виолончелистка.

– А-а-а, понятно, откуда холмы растут, – Игнат достал из пакетика сухарик и протянул опечаленному другу, – заешь.

Он покачал головой, не желая смешивать кровь раненого сердца с желудочным соком.

– Я ей стихи сочинил, вот послушай: «Я превратился бы в цветок, когда б узнал однажды, что хоть один мой лепесток коснется губ лилово-влажных. Я стал бы зонтиком для вас в дождливый день осенний и так бы как мечту пронес под плачущею сенью. Я натянулся бы струной, лишь одного желая, чтоб вы играли только мной, легонько пальцы прижимая».

– Круто! Только почему губы лиловые? Может, вишневые? Она варенье ест – и ты пришел.

– Лиловый – это цвет затаенной любви, а вишня, когда все открылось. Пока я лишь отравил письмо по адресу на ее сайте.

– На французском?

– Онлайн-переводчик.

– Меня прошлой весной накрыло, я даже картинку нарисовал —тюльпаны в стиле Ван Гога. Послал знакомой, так она сердечками засыпала. А потом, прикинь, случайно увидел рисунок у нее в платном контенте. Эх, весь мир погряз в бабле, как говорил еще Рабле. – Игнат достал последний сухарик, хотел съесть, но передумал, положил обратно. – Че-то долго сегодня готовят. И табло почему-то не работает. – Он посмотрел в сторону открытой кухни: там шипело, гудело, гремело, персонал суетился. Его как будто услышали.

– Четырнадцатый! – Девушка с маслиной микрофона поставила бумажный пакет на прилавок.

– О, мой. Ну ладно, давай, я пошел. – Игнат опустил бумажный пакет, пахнущий смесью карри-кофе-корицы, в глушь термокороба.

– Я тоже пойду, – Марик встал, аккуратно задвинул стул и взял кофр с виолончелью. – У меня Бах сегодня, сюиты.

– А ел ли Себастьян тимьян? – скаламбурил Игнат и вдруг спросил с озабоченностью едоноса: – А что она любит заказывать?

– Кто? – не понял Марик.

– Ну, твоя француженка.

– Странный вопрос. Я знаю, что она лучше всех играет Шумана, Моцарта, Дворжака, у нее виолончель Страдивари, хотя это не важно. Она такая, знаешь, как бабочка на Эйфелевой башне, красивая и недосягаемая.

– Это понятно. Но вряд ли она ест только цветочную пыльцу. А если даже так, то подтверждает мою теорию, что путь к женщине, даже мадам Баттерфляй, лежит через желудок. Не веришь? Я недавно шаурму приносил. Открывается дверь подъезда, и под музыку домофона выходит запредельная блондинка. Я становлюсь на колено и подаю ей сверток, как будто в нем мое сердце. В финале нежный взгляд и щедрые чаевые, по номеру телефона, кстати. Есть контакт.

– Смешивать еду и чувства… не знаю, – поморщился Марик.

– Ты че? Думаешь, неандерталец цветы в пещеру приносил?! Он бедро мамонта волок. И представь, как была счастлива его подружка с синими от холода губами, грызущая мясо. Вот она – любовь. Цветы появились после, когда все сыты и время для мокко и песен у костра.

– Но сейчас же не пещерный век, Игнат.

– А то. Все течет, но ничего не меняется. Ладно, выдохнули. Ты говорил, сайт у нее есть – скинь, плиз.

– Зачем?

– В Париж метнусь, спрошу: «Чего изволите?»

– Хорошо, пришлю, только ничего не пиши.

– Ты че, я ж не Дон Жупан, отношения ломать. Ну все, бегу. А то клиент от голодухи чахнет. – Игнат закинул на спину пронумерованную сумку и выскочил как парашютист в открытый город.

«Какой бред, – подумал Марик. – И зачем я рассказал? Доставка, еда, какое это имеет отношение к музыке?» С такими мыслями он вышел на сцену музыкального колледжа.

Бах в этот день не пошел. Спотыкался, тормозил, местами полз, как будто старый лев в пустыне к водопою.

– Что с тобой, Марк? – спросила педагог по виолончели Изольда Леопольдовна. – Ты сегодня играешь хуже глухого акына. Грязные ноты, какой-то скрежет басовым ключом о ржавое ведро. Где полет, легато, где красота? Это не авангард – это барокко. Тут все плавно, мелодично, без истерики и хрипов.

– Извините, я плохо себя чувствую, – ретировался Марик за кулису.

– По-моему, ты сегодня ничего не чувствуешь. Запомни: вышел на сцену – играй вдохновенно или свободен, – резанула педагог и вдруг, сменив тон, спросила:

– Ты что, влюбился?.. О боже, только не это. Теперь вся музыка накроется медным тазом. Иди, на сегодня все.

Он вышел в коридор. Из овального портрета на стене сочувственно смотрел Петр Ильич Чайковский. Композитор шевельнулся, стряхнул пыль с фрака и сказал:

– Марк, не бойся любить. Без любви – не музыка, а полная хрень. Извини за просторечие. По-другому не скажешь.

– И не говорите, Петр Ильич.

Марик включил телефон, высветился пропущенный от Игната. Звонить не хотелось. В голове шумело. Февраль – самый грустный месяц на земле. Рыдать без чернил, еще и без снега. Сон не выходил из головы. Может, Игнат прав? Все есть еда, а музыка – десерт для сытого желудка? Дубовая дверь на выходе скрипнула по-кошачьи. «Реквием, pе-минор», – констатировал абсолютный слух.

– Ты чего не отвечаешь? Я вам пищу, а вы молчите, – подкатил на электровелосипеде Игнат.

«Второй раз я не выдержу», – безрадостно проговорил про себя Марик, но вслух сказал:

– Голова болит.

– Момент, пройдет. Держи! – Игнат протянул Марику свернутый белоснежный лист. – Бесплатная доставка любви и счастья.

– Что это?

– Билет на концерт в Риге, 14 февраля, с участием твоей вуаля.

– Камиль Тома?

– Ха-ха! Тома, дай ума! Сообразил! Место, правда, не в партере, но с твоей чувствительностью услышишь всю. С моей карты оплата не прошла – помог казах, вместе работаем – дружба народов, danke schon, very much! С тебя десять евро, можно рублями по курсу тысяча. Отдашь, когда сможешь. У меня сейчас с финансами ок, накатал.

– Игнат, остановись. Какая Рига? Ты, вообще, новости смотришь?

– У меня на телевизоре линза запылилась, а протереть времени нет. И знаешь, так четче видно. Ладно, держим тему. Ты только прикинь, в День влюбленных вручаешь своей музе пирожок. И ты герой! Ни один Брамс до этого не додумается. Кстати, знаю место, где пирожки просто офигеть! Начинки больше, чем теста.

– У меня нет денег на дорогу. А за билет завтра отдам. И потом, я должен Баха готовить на конкурс, – Марик вернул листок.

– Ты любишь романтические страдания. Ну и бахай дальше. Только мир оглох. И я сильно сомневаюсь, что ты добьешься большего, чем место в нашей филармонии.

– У нас, между прочим, хороший молодежный оркестр, – деликатно возразил Марик.

– Хороший – это не великолепный! Один известный актер говорил, – будь с теми, у кого высокий уровень притязаний.

– И это я слышу от доставщика еды! – вспылил Марик.

– Ты дуб, как вот эти двери, – Игнат постучал по двери.

– Марик, ты что тут делаешь? – выглянула Изольда Леопольдовна. – Я же тебя отпустила, или это был приступ лени, а не мигрень? Сейчас же напишу в чат бабушке… А-а-а, так это вы?! – она перекинула гнев на Игната. – Где ваша хваленая доставка за 15 минут! Час уже прошел!

– Ах, так это вы заказали жаркое из курицы?! Замечательно! Извините, – засуетился Игнат, достал из сумки пакет и, опустившись на колено, протянул Изольде.

– Это что еще такое? Ваше позерство – не микроволновая печь, и вы не в состоянии согреть остывшее блюдо, – Изольда пронзила Игната взглядом Снежной Королевы.

– Почему же, – ничуть не смутился Игнат, – при виде такой красивой преподавательницы музыки у меня случилось макроволнение. И смею надеяться, оно согреет ваше ледяное сердце.

От таких слов любая Галатея оживет. Изольда смягчилась, губы в сетке морщинок расправились в девичьей улыбке. Сквозь крем марки «Балет» тона «я еще персик» обнаружился утерянный румянец. Марик округлил глаза от преображающей силы комплимента.

– Спасибо, мой дорогой! – сладкоголосо пропела Изольда Леопольдовна. – С таким оригинальным исполнительским стилем вы можете стать прекрасным музыкантом. Кстати, я даю частные уроки. Для вас будет существенная скидка. Телефон можете взять у Марка, я разрешаю. – Она ниспослала воздушный поцелуй, как юная курсистка из времен Аркадия Северного, и в ореоле чувств порхнула в обитель Евтерпы.

– Нда, до чаевых чуть-чуть не дотянул, – хмыкнул Игнат, выйдя из рыцарского образа. – Окей, вернемся к теме. Ты подумал?

– Извини, Игнат, но это авантюра, будут сложности с пересечением границы.

– Это не авантюра, Марик, а увертюра фритюра! В котором мы все жаримся! И чтобы не сгореть, не покрыться хрустящей корочкой, мы должны совершать безумные поступки. И кто тебе помешает въехать в Латвию через Северный полюс, например?

– У меня нет таких денег. И Латвия не имеет выхода в Северный Ледовитый океан. Хватит уже, Игнат. Ты из всего делаешь шоу.