8 - страница 11

– Ты думаешь, что ты один, – сказал он. – Но ты – часть чего-то большего. Каждое твоё тело, каждая жизнь – это звено в цепи. И только когда ты примешь все свои звенья, ты сможешь освободиться.

– Как? – спросил он, чувствуя, как в голове начинает что-то проясняться.

– Перестань бежать, – мужчина улыбнулся. – Прими себя. Всех себя.

***

Он лёг на нары, чувствуя, как тело тяжелеет. Мужчина сидел в углу, его лицо было скрыто тенью.

– Ты так и не сказал, кто ты, – прошептал он.

– Я – ты, – ответил мужчина. – Тот, кто всегда был с тобой.

Он закрыл глаза, и в последний момент перед сном увидел, как мужчина снимает плащ. Под ним – пустота, но в этой пустоте что-то мерцало. Песочные часы.

– Спи, – сказал голос. – Завтра будет новый день.

И он заснул, чувствуя, как цепи на его руках становятся легче.

Глава 15: «Понедельник».

Проснулся от звука щёлкающих шестерёнок. Оказалось, это будильник – старый, советский, с треснувшим стеклом. Он стоял на табуретке рядом с кроватью, рядом с ним – куча грязной одежды и рваные ботинки. «Ну и обстановка», – подумал я, разглядывая комнату: облупившиеся обои, стол с пятнами от чая, на стене – календарь с оленями, застрявший на ноябре прошлого года.

Поднялся, ощущая, как тело ноет от холода. В зеркале над умывальником увидел мужчину лет шестидесяти, с седыми щетиной и глубокими морщинами вокруг глаз. «Иван Петрович, если верить паспорту на столе. Дворник. Ну, хоть не шахтёр».

Одежда висела на спинке стула: ватник, пропитанный запахом мазута, рваные перчатки и шапка-ушанка, из которой торчали клочья меха. Оделся медленно, чувствуя, как ткань натирает кожу. Ботинки оказались на размер меньше, но выбирать не приходилось.

***

Двор встретил меня холодным ветром и сугробами, похожими на белые баррикады. Метла и лом стояли у подсобки, как орудия труда и пытки одновременно. Взял их, ощутив вес в руках. «Ну, Иван Петрович, давай покажем, как ты тут порядок наводишь».

Начал с подъезда №3. Лом впивался в лёд, откалывая куски, как будто долбишь каменную глыбу. Руки быстро устали, но я не останавливался. Каждый удар по льду был как удар по хаосу, который скопился вокруг.

– Эй, дед! – раздался насмешливый голос. – Ты там ледоколом записался, да?

Подросток в рваной куртке стоял на крыльце, закуривая сигарету. Его лицо выражало тупое любопытство.

– Не дед я тебе, – буркнул я, не отрываясь от работы. – Ишь, рожа нахальная. Лучше бы сам помог, чем языком молоть.

– Ого, дерзкий! – парень фыркнул, сплюнув на расчищенную дорожку. – Ты тут всю жизнь будешь лёд долбить?

– А ты всю жизнь мусорить будешь? – резко повернулся я, тыча ломом в его сторону. – Видел, как ты вчера бутылки бил у подъезда. Чисто свинья!

– Ой, испугал! – подросток сжал банку из-под энергетика и швырнул её под ноги. Металл звякнул о лёд. – На, подмети заодно!

– А ну-ка подними! – зарычал я, делая шаг вперёд. – Или я тебя за уши к участковому отведу! Мать твою знаю, из квартиры 56!

Парень замер, глаза сузились. Видимо, угроза сработала – он нехотя подобрал банку и швырнул её в бак.

– Доволен, старик? – пробурчал он, отходя к подъезду.

– Не старик, а дворник! – крикнул я ему вдогонку. – И чтоб больше не видел тебя тут!

***

К обеду двор начал приобретать вид. Лёд был сколот, дорожки расчищены, мусор собран в кучу. Даже скамейка у подъезда, которую раньше заваливало снегом, теперь выглядела почти прилично. «Иван Петрович, ты молодец».