8 - страница 9

Глава 12: Пятница. «Сдвиг».

Солнце ещё не взошло, но город уже начал шевелиться. Гул моторов, скрип тормозов, крики птиц – всё это пробивалось сквозь рёв крови в висках. Он открыл глаза, и первое, что ощутил, – холод металла, впившегося в ладонь. Шестерёнка. Ржавая, с обломанным зубцом, но всё ещё цепкая. Сжал её, пока острые края не вонзились в кожу. Боль была ясной, почти успокаивающей. «Хоть что-то настоящее».

Под мостом пахло мочой и прелыми листьями. Он поднялся, костяшки рук побелели от напряжения. Спина гудела, будто её переехал грузовик. Шагнул вперёд, спотыкаясь о пустые бутылки. Каждая кость кричала: «Ляг. Сдайся». Но шестерёнка в кармане тянула вверх, как якорь.

У реки, где вода маслянисто поблёскивала под мостом, он остановился. Нагнулся, зачерпнул ладонью жидкость, больше похожую на помои. Лицо в отражении дрожало: впалые щёки, глаза-щели, губы, стянутые в узкую нить. «Это я? Или кто-то другой?» – подумал он, вспоминая лица, которые носил раньше.

Шестерёнка выскользнула из кармана, упала в воду. Нырнул за ней, не думая, схватил, протёр рукавом. Зубцы зацепились за ткань, будто не хотели отпускать. «Ты тоже застрял?»

У магазина «Магнит» он замер, наблюдая, как старушка ковыряется в кошельке. Монета упала, покатилась к его ногам. Поднял, ощутив её вес – десять рублей. Ладонь дрогнула. «Это подачка. Или шанс?»

– Ой, извините… – старушка попятилась, увидев его руку, чёрную от грязи.

Он сунул монету обратно в её кошелёк, шагнул внутрь. Полки сверкали, как чужие жизни. Схватил булку, сунул под куртку. Сердце билось так громко, что заглушало писк кассового аппарата.

– Эй! – крикнула кассирша с розовыми волосами. – Ты забыл заплатить!

Он побежал, смеясь. Смеялся, потому что впервые за месяцы почувствовал – живой.

Заброшенная стройка. Бетонные плиты громоздились, как надгробия цивилизации. В палатке, накрытой полиэтиленом, спали двое. Он присел на корточки, разглядывая их лица: одно – обожжённое, второе – с шрамом через глаз. «Мы все сломаны. Но некоторые всё ещё крутятся».

– Чего уставился? – хрипнул мужчина с обожжённым лицом, не открывая глаз.

Он протянул булку, которую украл утром:

– Меняю на ночлег.

Тот фыркнул, но взял хлеб, кивнув на угол:

– Там место. Только не храпи.

***

Социальный центр пах старыми книгами и отчаянием. Женщина за столом, в очках с толстыми стёклами, протянула анкету:

– Опыт работы?

Он посмотрел на свои руки – трещины, грязь, следы ударов.

– Выживание.

Она подняла бровь, но не стала спорить. На стене за её спиной тикали часы. Шестерёнки в них крутились, как бешеные. «И я так смогу», – подумал он, заполняя графу «Имя» дрожащими буквами.

***

Психдиспансер. Врач, похожий на учёного-недоучку, щёлкал ручкой:

– Голоса слышите?

– Только свой, – соврал он, пряча шестерёнку в кулак.

– А шестерёнки? – врач наклонился вперёд. – Они шепчут?

Он замер. Металл в ладони вдруг дрогнул, провернулся. Зубцы царапнули кожу.

– Нет, – прошептал он, вставая. – Они кричат.

У вокзальных часов он остановился. Механизм был обнажён – шестерёнки цеплялись друг за друга, как пьяные танцоры. Одна, ржавая и кривая, висела под углом, сбивая ритм. Он достал свою, примерил к пустому месту.

Щелчок.

Шестерёнка встала на место, провернулась. Часы зашагали ровно. Он засмеялся – горько, но громко. Прохожие оборачивались, но ему было всё равно.

Глава 13: Суббота. «Клетка ».

Тюремная камера встретила его запахом ржавой стали и человеческой безнадёжности. Он прилип к нарам, избегая взгляда сокамерника – мужика с лицом, будто его жрали кислотой. Тот сидел в углу, шоркая заточкой о бетонный пол. Скрип металла резал уши, как пила по кости.