Читать онлайн Оксана Палацкая - А вот и бабушка

ПЕРВОЕ ЛЕТО

Заполярный

В 80-х и 90-х годах в городе Заполярный – месте настолько удалённом, что даже северные олени, известные своим безупречным чувством направления, брали с собой подробную карту и арктический GPS, – жила женщина по имени Лидия.

Невозможно было её не заметить. Она не была знаменитостью, но в ней светилось что-то, чего в Заполярном не хватало так же, как солнечных дней. Рыжие волосы вспыхивали даже в самую мрачную погоду, когда небо превращалось в сплошное свинцовое полотно, а ветер сковывал город морозными оковами, так плотно затягивая шарфы, что они становились похожи на морские узлы.

У Лидии было две дочери, швейная машинка и способность превращать ничего во что-то. Обычный тюль в её руках становился платьем, за которое можно было бы отдать карточки на сахар. Даже агенты КГБ, привыкшие выискивать шифры в узорах ковров, наверняка задержали бы взгляд на её творениях.

Коко Шанель Заполярья.

Ночами – шила, днём – завораживала.

Говорили злые языки, один её костюм заставил одного образцового гражданина забыть про водку на пару дней.

В бесконечные полярные ночи, когда темнота окутывала всё вокруг, Лидия шила. Машинка мерно строчила, заполняя комнату ритмом, который стал в их доме колыбельной.

Дочери засыпали под этот звук, а Лидия продолжала – сантиметр за сантиметром, стежок за стежком.

«Мода сюда доходит с опозданием? Тем лучше, – усмехалась, зажимая во рту булавку. – Будет время переделать.»

Пальцы пропитались мелом и тканью. Руки помнили каждую складку, каждую строчку.

Но Лидия была не просто швеёй. Она выглядела так, будто её саму кто-то вырезал по особому лекалу. И когда проходила мимо, лёд, казалось, не трескался, а расступался. Снег замирал или кружился чуть дольше, будто пытался разглядеть её поближе.

Люди тоже…

Иногда Лидия брала дочерей в лес – за грибами, ягодами – кусочками лета, которые можно будет спрятать в банки.

Но она не просто собирала.

Превращала.

В варенье, что пахло солнцем.

В суп, в котором ещё теплились воспоминания о тёплых днях.

Соседки говорили, что у неё волшебные руки. А те, кто пробовал её заготовки, утверждали, что на мгновение становилось легче. Чуть тише скрипели нервы, чуть мягче дышала зима.

В Заполярном не ошибались дважды – мороз напоминал об этом первым.

Здесь никто не останавливался, не отводил глаз, не ждал, что ветер хоть раз подует с другой стороны.

Но Лидия напоминала – мужчинам, женщинам, детям, возможно, даже оленям, – что тепло можно носить внутри. И тогда ждать солнца необязательно.

За этой элегантной внешностью скрывалась непростая жизнь. В те годы горячая вода из крана не текла – её нужно было «заслужить».

За ней спускались в общие подвалы, где запах плесени и гнилого дерева цеплялся за одежду, въедался в ткань.

Если другие женщины могли положиться на мужа или взрослого сына, чтобы принести дрова, то у Лидии такой помощи не было.

Она была одна.

Дрова таскала сама. Как и всё остальное.

Каждый спуск означал встречу с холодом, каждая принесённая вязанка – тепло для дочерей.

Даже стирка требовала выносливости. Ребристая доска – союзник и враг – стояла у стены, дожидаясь своего часа.

Одежду тёрли о металлические или стеклянные рёбра, словно вместе с пятнами можно было смыть усталость, стереть тяжесть дня.

Лидия не жаловалась.

В её движениях чувствовалась странная, почти упрямая гармония. Будто в этих простых, повторяющихся жестах было что-то большее, чем просто работа.

Так проходили её дни: череда труда и стойкости.

По утрам термометр с нежностью предупреждал: «Туда не надо!»

Выйти из дома было вопросом стратегии. Воздух кусался, хлестал по лицу, раскрашивая щёки в бордовый цвет.

Но Лидия всегда умела убеждать дочерей, что всё в порядке.

– Давайте, девочки, смелее, – говорила она, вытаскивая самые тёплые варежки, какие только имелись в арсенале.

Сначала одевались дети – слой за слоем, пока не становились похожи на маленьких плюшевых зверей.

– Я – мишка Булатя! – хихикали они.

– Мама, я не могу двигаться! – жаловалась старшая.

– Отлично, – кивала Лидия. – Значит, тебя не унесёт ветром.

Ждать автобус было отдельной историей. Здесь никто не смотрел на расписание – он приезжал, когда считал нужным.

Обычно в тот момент, когда нос уже не чувствовался.

Лидия куталась в мохеровый платок, пахнущий домом, дровами, тёплым ужином. Вглядывалась в белый горизонт, пытаясь заметить чёрный дым – единственный признак, что транспорт скоро подъедет.

Девочки прыгали, чтобы согреться. Валенки были тёплыми, но жёсткими, как гипсовый слепок. И походка в них напоминала одновременно марш пингвинов и лёгкость мешка с картошкой.

Минуты ожидания не просто тянулись.

Они липли к коже, напоминая растаявшую в кармане карамельку.

И когда наконец в белой пустыне появлялся автобус, он выглядел так, будто устал от этой жизни не меньше людей. Грязный, квадратный, недовольный. Фыркал, кашлял, негодовал – старик, которого нечаянно побеспокоили.

Чёрный дым стелился по снегу, оставляя тёмный след, словно муха на свадебном торте.

Тепло в автобусе тоже было понятием относительным. Семья поднималась по ступенькам. Параллелепипед на колёсах рывком трогался с места, ворчал, недовольно сопротивляясь движению.

Лидия цеплялась за поручень и смотрела в окно.

Белое.

Чёрное.

Дым.

Снег.

А сёстры через дырочку в варежке, дружно рисовали на заледенелом окне весёлое светлое детство…

Еды, как и всего остального, не хватало. Приходилось приспосабливаться, ценить каждую мелочь. Лидия умела превращать недостаток в достаток, а иногда даже в изобилие.

Лес за городом был не просто фоном – он кормил. Грибы, ягоды, травы. Её руки знали, что взять, как сохранить. Из этого получались компоты с густым ароматом, консервы, в которых задерживалось тепло короткого лета.

Но днём она была одной, а ночью – другой. В доме – строгая хозяйка, образцовая мать. На работе – железнодорожная форма, фонарь и тяжёлый молоток в руках.

Инспектор железнодорожных путей по контролю и техническому надзору.

Работа была нешуточной.

Советский Заполярный гордился своей индустриальной мощью. От добычи руды зависело слишком многое.

Никель, медь, платина – вся экономика держалась на железнодорожных путях. Грузовые составы ползли сквозь ледяную тьму, оставляя за собой удушливый шлейф мазута и копоти.

Эти грохочущие и самоуверенные исполины полностью зависели от людей вроде Лидии: молчаливых, точных, расчётливых и смелых в нужный момент.

На смене наматывали километры по морозу. Воздух резал лицо. Но остановиться значило сдаться.

А закалённая рельсовая сталь не прощала ошибок. Любой стык, мельчайшая трещина могли превратить грохот вагонов в крик катастрофы.

Ночами Лидия шла по рельсам одна. Только слабый свет фонаря, звенящая тишина, где даже время казалось хрупким.

Пересменка проходила в дежурке.

Деревянный домик, но тот же холод, что и на улице. Койка, неудобный стул и тусклая брезжущая лампа.

Женщина заполняла отчёты, отхлёбывая из железной кружки обжигающий чёрный чай. Давала себе пару минут на отдых.