Агония земного сплава - страница 19

– И поэтому нужно приворовывать потихоньку на рабочем месте? Других вариантов нет?

– Есть! Но как мимо халтуры пройти? Никак! На заводе меди много, железа, проволоки алюминиевой. Да и вообще куча всего, чего на металлопрокате принимают!

Чайник бурно отключился.

– Будешь? – Андрей налил кипяток в кружку.

– Да, буду. Свой пакетик запарь мне, пожалуйста. Не хочу крепкий, – Я наблюдала за Андреем, который всегда двигался экономно и бережно.

– Все это добро ведь по углам валяется. Просто валяется! Пылится. Ржавеет. А если валяется – значит нет в нем необходимости для начальников. Значит, почему бы и не взять? А? – Андрей достал из холодильника начатый вафельный торт и сел за стол. – Да перестань ты, Надь, драматизировать! Че страшного-то? Садись – чай попьем хоть.

– Ты бы стал воровать при возможности? – Вафельный торт с клубничной начинкой смачно хрустел на зубах Андрея. – Смог бы?

– Ааа ыы?

– Что? – Я села напротив Андрея.

– Ты бы смогла?

– Что смогла?

– Воровать на рабочем месте.

– Нннне зна, – я запнулась. – Нет! Нет! Зачем? Ни за что! Зачем мне это?

– Это ты сейчас так говоришь! – Андрей складывал остатки торта в мешочек и недоверчиво ухмылялся. – Совсем скоро ты станешь шестеренкой бесперебойной металлургической индустрии – и будешь как все. На заводе все че-нить воруют. А начинается все с перчаток и мыла. Так вроде, мелочь безобидная. Но по сути-то она тоже заводская. И домой ее выносить нельзя.

– Если нельзя, но очень хочется – стащить мыло.., – я серьезно рассматривала желтеющий мусорный бак за окном.

– Надь! Ты прям всякой чепухе значение умеешь придать! Да нахер тебе эта проволока-то сдалась, а? Пошли спать лучше! Выспаться надо тебе. Обязательно!

– А начальник цеха? Ведет себя как пьяный слесарь. Разорался, разнервничался сразу. Мне кажется, он просто хотел порвать мое заявление и выпнуть меня из кабинета, – не унималась я.

– Да че он тебе, начальник этот? Работать ты не с ним будешь, а с плавилами, – Андрей убрал торт в хлебницу и теребил листок фикуса, который стоял возле хлебницы.

– Уж если начальник позволяет себе такое хамское поведение, что же меня ждет там, внизу?

– Надь, достала, бляядь! У тебя десять смен стажировки будет! Разберешься поди? Я пошел спать!

– Иди. Щас тоже приду.

***

Я так и продолжала стоят у окна. Стояла. Курила. Курила. Стояла. Сна не было. Завтра неизбежно и обязательно настанет, и я пойду работать на завод. Спецодежду выдали: оранжевую каску, жесткие кожаные боты, робу, фуфайку и хлопчатобумажные перчатки. Проводили в женскую мойку. Вручили ключи от шкафчиков под номерами 238 и 239. Выдали временный пропуск и талоны на молоко. Производственный цех мне так и не показали – «в процессе все увидишь». Всматриваясь в заоконный замерзший вечер, я вспоминала потрясающую лекцию моего преподавателя по зарубежной литературе о крошке Цахесе. Она с таким восторгом и упоением рассказывала об этом жалком уродце, что у меня возникло ощущение, будто я сама причесала его в то утро, коснувшись трех алых волосков. Кому нужна теперь эта восторженность? Кому я буду декламировать своего любимого поэта? Людям, которые хамят и плюются? Почему я так боюсь идти работать по специальности? Почему я боюсь учить детей?

«Потому что это правила. Режим. Распорядок дня. Это огромная ответственность. Это самодисциплина. Это культура поведения. Это постоянное развитие и совершенствование. Это контроль за своими действиями и мыслями. А ты расхлябалась. Все из-за тех резиновых сапог, наверное. Но даже не это – главное. Это все – приобретаемые условия. Главное – верить в каждого начинающего свой путь маленького человека. А как ты можете верить в маленького человека, если, выбирая в данный момент наилегчайший путь для себя, до сих пор боишься стать человеком! Ты готова всю последующую жизнь оправдывать свой этот шаг? Я слабею. Я это чувствую. Ты не питаешь меня никакой Надеждой. И эта роба мне совсем не к лицу» – моя Вера нацепила на себя заводскую робу и, сидя на подоконнике, зашнуровывала боты. Она впервые со мной заговорила. Дорожный ридикюль был все тот же.