Агония земного сплава - страница 18
Челка Андрея чересчур отросла и потому запрыгала вверх-вниз – в такт нервно задергавшимся от напряжения скулам. Он не любил вопросы. Ответы тоже не любил. Если бы была возможность увильнуть от предстоящего разговора, то он бы так и сделал. Непременно. Он посмотрел на меня своим долгим карим взглядом и понял, что сегодня такая возможность исключается.
– Пошли покурим, – Андрей поднял пустую бутылку, втянул в рот остатки вина и прошел на кухню. Я последовала за ним.
Кухню блекло освещала луна, не полностью, а наискосок от окна бледной и ровной линией по скошенному периметру комнаты. Я облокотилась на подоконник. Андрей прикурил две сигареты и пристроился рядом. Окно кухни выходило во двор, освещенный тусклым фонарем. Он все портил – этот фонарь. Его болезненно-желтый свет попадал только на мусорный бак, в котором рылась собака. Все остальное дворовое пространство темнело пустотой и молчанием.
– Тихо…
– Где?
– Там, – Андрей выдохнул струйку дыма на стекло. Струйка сразу перестала быть дымом, превратившись в узорчатую пленку на морозном стекле, а он все выдыхал и выдыхал.
– Ты хорошо дышишь для курящего с детства, – я также выдохнула дым на стекло. Ядовитая пленка поползла в разные стороны. Андрей неожиданно для меня нарисовал в ней сердце – огромное и без стрелы.
– Зачем? – Я подбородком уперлась в его плечо.
– Давай будем выдыхать в сердце. Поочередно. Сначала ты. Потом я, – он запрокинул голову и выдохнул в потолок. – Начнем?
Я сделала еще одну глубокую затяжку.
– Не мы, Андрей, а ты, – затушив сигарету в пепельнице с юлой, я набрала полные легкие воздуха, бережно сжала подбородок Андрея двумя пальцами, поймала его губы и выдохнула весь собранный воздух в него, долго и настойчиво. От неожиданности он отпрянул и закашлялся, выронив окурок на пол.
– Ты дура, что ли? Надя? Че делаешь?
– Выдыхаю. В сердце! Не нравится? – Я, улыбаясь, смотрела в окно.
– Ты – ненормальная.
– А ты? Нормальный? Мой выдох – твой вдох. В сердце не выдыхать нужно, а вдыхать! Выдохнется оно само собой, от времени, понимаешь? – я подняла его окурок и медленно раскрошила остатки табака в пепельницу.
Андрей развернул меня от окна и закутал в своих руках – крепко и тепло. Шевелиться не хотелось – хотелось только вдыхать: вечер, время и тишину. Хотелось слушать, как стучит его сердце и никогда не вспоминать о колючей проволоке, о тусклом фонаре, о своем бестолковом вопросе. Я ведь прекрасно знала ответ: у колючей проволоки может быть одно назначение – предостеречь от неминуемого соблазна, но мне обязательно нужно было словесное подтверждение Андрея. Или его опровержение.
– Воруют на заводе, Надя, тащат все, что плохо лежит. Для этого и проволока, и охрана. Чтоб не воровали и все! – Андрей разжал кольцо своих рук и включил свет.
– Зачем воруют? Воровать – это уголовное преступление с последующим наказанием. Зачем воровать там, где платят стабильную зарплату и где есть социальные гарантии, как ты говоришь? – Я возмущенно наблюдала, как Андрей наливает воду в чайник. – Зачем?
– Стабильная зарплата, заработанная вот этими руками, – Андрей тряхнул своими руками. – Самая тощая вещь на свете. Она маленькая и всегда быстро заканчивается. А если еще и за ипотеку платишь, кредиты, бензин, налоги, то как будто и не получаешь зарплату – работаешь на долги и все. А жить-то охота: выпить, закусить, шмотку новую какую-нить. А если дети есть? Их кормить-одевать, учить надо! На зарплату скучно жить, Надя. Скучно!