Миранда бабушку послушалась, но хвост ящерицы и папоротник сжала в кулачках крепко накрепко, и отдавать отказывалась наотрез. Даже сверкающий медальон на витой цепочке, который Заряна надела на детскую шейку, не отвлёк внимания от самолично добытых первых ингредиентов.
Девочку уложили на пелëнку в центр камня. Гордяна осторожно налила на один из углов воды.
- Ничего себе! - не сдержалась Даринка.
Вода потекла узкой струйкой, как будто по желобку. Сначала из одного угла, потом вокруг ребёнка, а потом одновременно в два оставшихся угла.
У одной из вершин треугольного камня встала по слову матери Дарина. Сама ещё совсем юная, она олицетворяла сейчас собой рождение и юность.
Место у второй заняла Гордяна. Женская зрелость, пора выбора и материнства.
Заряна, вставшая у оставшегося угла, это была старость, опыт и мудрость.
Единство рождения, жизни и смерти. Три вершины змеева узла.
Не было сложных фраз на мёртвом языке, не применяли полозы и особых зелий. Просто старшая из женщин просила покровительства у Луны, что трижды меняет свой облик во время цикла. Утаить, сберечь, скрыть от беды и происков невинное дитя. А хранителями становились она сама и её дочери. Порукой за взятые на себя обязанности, должна была стать объединённая кровь, а закладом за жизнь юной принцессы Заряна оставляла самое дорогое, что у неё было. Жизнь. Свою и своих дочерей.
Свет луны, свободно льющийся вокруг, собрался в яркий сгусток прямо над малышкой. Яркий протуберанец лунного света медленно превращался в бутон. Пять длинных острых лепестков лунной лилии застыли лишь на мгновение. Потом каждый из них острым росчерком мелькнул в воздухе.
Заряна чуть согнула ладонь, позволяя набраться крови из распоротой лунным лепестком ладони.
- Да будет так, - произнесла она и перевернула ладонь, позволяя своей крови упасть на камень.
- Да будет так! - повторили за матерью и обе дочери.
Зло заплакала маленькая Миранда, пачкая сжатым кулачком камень вокруг себя. Королевский медальон василисков вспыхнул, впитывая в себя последний лепесток, засиял белой вязью на коже ребёнка и исчез, словно его и не было.
- В час, что будет предназначен для того, чтобы явить истину, тайное станет явным, - произнесла Заряна, беря ребёнка на руки. – Ну. будет тебе, будет. Да, поранила ручку?
- Вы лучше посмотрите, что стало с хвостом ящерицы и папоротником. Первый раз такое вижу, а уж Любава наша что только не делала! - осторожно разжимала Дарина детский кулачок, стараясь не просыпать ни крошки. - И что с этим делать?
- У меня медальон-хран есть, - улыбнулась Гордяна. - Пусть хранит. А то вдруг понадобятся? А тут ингредиенты смешанные с королевской кровью да изменённые лунной магией. Ты пойди ещё такие найди! А так если и почует кто магию на шее Миранды, то легко будет списать на хран.
Через день путниц нагнала попутная телега.
- Заряна Всеславовна, слышал вы и с грустью, и радостью домой идёте? - окликнул старшую из женщин мужик-работник с соседнего хутора. - А я до развилки порожним еду. Давайте подвезу. Глядишь, может будущую подружайку хозяйкину везу?
- А у вас на хуторе откуда приплод? Вроде у хозяев дочерей нет. Или Ирвин невестку успел привезти? Так он вроде на войну уходил год назад, - удивилась Заряна.
- Да нет. Пришёл мрачнее тучи, словно на десять лет постарел. - Вздохнул возница. - Драконы за службу одарили без обид. Только он, что тот коршун над цыплёнком, над дитём вьётся. Девчушку приволок, говорит, слюбился в прошлом году с девкой из воительниц. Да та дурища и с пузом в драку лезла. Родила до срока, и в родовой горячке сгинула. Дочь только раз на руки и взяла. Да и нарекла сама, Ирвиной. Видно крепко ей наш младший хозяин в душу запал.
