Александр Солженицын. Портрет без ретуши - страница 26

Солженицын уверен, что он гениален. Этот его собственный домысел кажется ему непреложной истиной, и он настаивает на том, чтобы все окружающие ему подчинялись.

Наталия Алексеевна мечтала иметь ребенка.

Бесспорно, главным вопросом в жизни каждой супружеской пары являются дети. Иметь их или не иметь – вот в чем вопрос. И его нельзя оставить без ответа. Дети, потомство, для каждой женщины – вопрос жизни.

Ни эрудиция, ни музыкальный талант, ни литературные способности, ни знание иностранных языков, ни слава не могут заглушить в женщине потребность в простом человеческом счастье.

Но дети – это не только радость. Это еще и пеленки, и кашки, и плач по ночам, когда режутся зубки; волнения по поводу простуды и высокой температуры ребенка; школьные уроки; неудачи… Тысяча и одна мелочь. Тысяча и одно беспокойство. Нет, это не для Александра Исаевича. Он даже на секунду не может допустить, чтобы рядом с ним кто-то заботился о ком-то другом, а не о нем.

– Детей может иметь каждый, – скажет Солженицын Наталии Алексеевне, – но роман о русской революции могу написать только я.

А в другой раз Солженицын обратит внимание жены на то, что таким людям, как они, нужны не «телесные», а «духовные» дети. В каждом высказывании Александра Исаевича фальшь, призванная заглушить страх, боязнь обычных человеческих обязанностей, страданий и радостей. И так было всегда.

Претенциозность и исключительность – вот два качества его души. Но в вопросе о потомстве у него неожиданно получилась осечка. Наталия Алексеевна – умная, энергичная женщина, способная решать за себя всегда сама, – в данном случае, встретив категорический протест Солженицына, заколебалась, поддавшись гипнозу любви.

Однако от детей она не намерена отказываться. Ей хочется иметь ребенка от человека, которого она горячо и беззаветно любит. Александр Исаевич Солженицын, намеревающийся штурмом достигнуть вершин мировой литературы, не в состоянии понять такую простую человеческую потребность и такое естественное желание молодой женщины.

Еще с фронта он напишет Наталии Алексеевне:

«Весной 44-го года я заметил, насколько эгоистична твоя любовь, как ты еще полна предрассудков в том, что касается семейной жизни».

Что же это за «предрассудки»?

Наталия Алексеевна комментирует:

«Поводом для упрека послужило мое неосторожное замечание о том, что я не могу представить себе семейную жизнь без ребенка».

А Солженицын продолжал укорять:

«Ты представляешь себе наше будущее в мебели и уютной квартире, в регулярном посещении театров и приеме гостей… Вполне может случиться, что ничего такого не будет. Будет беспокойная жизнь. Смена квартир. Вещи будут появляться и так же легко исчезать.

Все зависит от тебя. Я люблю тебя и не люблю никого другого. Но так же, как паровоз не может без катастрофы сойти с рельсов, так и я не могу отклониться от своего пути.

Но ты любишь только меня и в конечном счете любишь меня ради себя, – чтобы удовлетворить собственные потребности».

Если оставить без внимания то забавное обстоятельство, что Александр Исаевич способен упрекать Наталию Алексеевну в том, что она любит его только «ради себя», то нельзя не заметить, что уже намечается новая тенденция в образе мыслей Солженицына: можно унизить и самого близкого человека, если это тебе выгодно.

Важно другое. В этом письме нет и намека на радужные перспективы совместной жизни в Ростове-на-Дону, во имя чего Наталия Алексеевна отказалась от самых элементарных жизненных благ. Картина будущего, как рисует ее Александр Солженицын, мрачна: несправедливости, преследования, лишения и, быть может, нищета… И еще: Солженицын – гений, и, ясное дело, он не отступится от своих планов и целей. А здесь он предстает непризнанным гением, который будет вынужден долго и трудно пробивать себе «путь наверх». И он ищет себе спутника, чтобы на случай дождя укрыться под чужим зонтиком.