Это был молодой человек, вероятно, одного возраста с Женькой. В темноте я не мог разглядеть его лицо, но силуэт его показался мне вполне безобидным. На нем была кепка с коротким козырьком, сдвинутая набок, лицо под ней было круглым, хотя сам парень казался весьма тощим.
– Что здесь забыл, а, малой? – его голос был пропитан бодростью и ненапускным радушием.
– Беда со мной, – я отвечал с трудом, всхлипывая.
– Потерялся что ли?
– Не знаю, дяденька, – в действительности это не было ложью, поскольку я и вправду не мог дать описание своему плачевному положению.
– Как не знаешь? А родители твои где?
– Не помню.
Тот вновь присвистнул и покачал головой.
– Стало быть, тебе по голове прилетело, а, малой? И что делать теперь будешь?
– Не знаю, – я посмотрел под ноги, чувствуя, что лицо моё заливается краской, благо в темноте этого было не видно.
– М-да, парень, беда с тобой, – он спрыгнул на землю и подошел ко мне, приподнял за подбородок, заглядывая в глаза.
– Вроде не помешанный, глаза ясные, значит, и вправду по голове ударили. Скажи мне вот что: имя своё хоть помнишь? И откуда родом?
– Имя помню, – я нервно сглотнул, – Коля.
– Это уже что-то, авось потом и остальное вспомнишь! Меня Юра зовут, Юра Сизнев из Малой Вишеры. Тут это совсем близко, но сейчас я еду оттуда в Ленинград, хочу там на работу устроиться, здесь в деревнях уже нет шансов прокормиться даже одному, а у меня еще мамка больная дома, почти не встает.
Он присел на корточки, равняясь со мной в росте, и запустил пятерню мне в волосы, ероша их мозолистыми пальцами. Я всхлипнул, вновь опустив глаза. Меня продолжало трясти, и я чувствовал, что близок к нервному обмороку.
– Поехали, малой. Я для тебя куска хлеба не пожалею, – он ненадолго замялся, – совесть во мне есть, хоть проку от неё никакого в наши-то дни. Помереть же тебе я не позволю.
Юрка дёрнул меня за руку, вырывая из оцепенения.
– Залезай давай!
Так случайность спасла мою жизнь. Юра не был глупцом, хотя на первый взгляд моё мнение оказалось противоположным. Да, он был груб и прост в общении, нередко бранился и отвешивал весьма грязные шутки, на тот момент не вызывавшие у меня особого веселья. Но в определенные моменты он становился серьёзным и был способен рассуждать здраво. Милосердие было ему свойственно.
– Не могу понять одного, малой, – он мял зубами самокрутку, – отчего ты такой спокойный? Другой бы на твоем месте вопил бы, как резаный поросенок, а ты будто взрослый для этого. Лет тебе сколько?
– Восемь, – хрипло ответил я, – кажись, в феврале родился, день не помню.
– Это не дело, надо знать день своего рождения. Важная эта штука, Коля, без неё ты не сможешь идти по жизни уверенно.
– Значит, надо выбрать день, – я пожал плечами, – все равно какой.
Юра призадумался.
– Сестра моя тоже в феврале родилась, семнадцатого числа, давай тебе тоже этот день назначим… Она с того света жадничать не будет.
– Пусть будет семнадцатое, – я закивал без особого энтузиазма, – длинное число, не сразу запомню.
– Цифры в школе не учил?
– Не помню.
– Плохо дело, – Юра вновь взлохматил мои волосы, – я, знаешь, что думаю, к утру доберёмся до города и отведём тебя прямиком в милицию, там они тебя зарегистрируют как настоящего человека, а потом в интернат определят или еще куда. В школу пойдёшь, друзья новые появятся, а там и дело за малым. Родные твои найдут тебя… Если живы, конечно, – пробормотал он уже тише.
