Алхимик Великой империи - страница 8



Вот и дом Пелей, где он так любит бывать днем. Крыша еще теплая – за день нагрелась на солнце. Ржавчина – вечный спутник города дождей – идеально подходит для босых ног юного графа, позволяя красться и не скользить, словно ноги сами цепляются за поверхности.

Сашка лег к краю и, свесив голову, заглянул во двор. Большая, длинная кирпичная труба, выше пятого этажа, гордо возвышалась, устремляясь в темное, беззвездное небо столицы. Не трудно было расслышать гудение – где-то там, далеко внизу, в подвале под несколькими слоями кирпича и почвы, очередную ночь напролет трудился Василий Васильевич. Атанор работал в полную мощь – труба мерно гудела, выводя дым, пар и все, во что превращались вещества в цепочке хитроумных опытов старого алхимика.

Возможно ли это? Получить философский камень, – размышлял Сашка, – да и нужно ли? Неужели, кому-то золота не хватает? Почему именно его? Все будто помешаны на этом золоте!

Молодой граф даже видел, как за толстые пачки ассигнаций у Александра Пеля покупают золоченые пилюли разные господа, одетые в тугие, подогнанные словно на манекене костюмы. Говорят, питьевое золото помогает от всего, но когда Сашка спрашивал об этом Василия Васильевича, тот лишь улыбался себе в усы и приглаживал седые, жидкие волосы.

– Кому-то и помогает. Кто-то и любые деньги готов… Так какой же тогда вред? – загадочно улыбался он, – лучше уж у меня купят. Тут, по крайней мере, золото настоящее. В ином то месте и другое что-нибудь добавить могут. Слышал я как-то, еще при Александре Павловиче, утащили мужики со стройки амальгамму – ну, которую для золочения куполов используют. Так и продали ведь как бальзам от всех болезней! Развезли по ближайшим трактирам, так с десяток дураков доверчивых и потравились, померли, а мужиков тех ушлых так и не нашли. Испарились! Как сама ртуть… Да и много ль там в хмельном угаре за игрой в винт уяснишь? Конечно, не подумал никто, блестит же, на золото похоже… – ворчал пожилой аптекарь.

Вспомнились книги, которые показывал ему Пель. Великое делание – три этапа, черный, белый и красный. Когда Василий Васильевич называл их на латыни – нигредо, альбедо и рубедо – весь и без того загадочный процесс приобретал особенный, мистический флер. Манили замысловатые символы и значки в книжках, где иной раз кроме странных картинок не было ничего.

Необычная латинская надпись на обложке одной из книг, которую он видел в подвале старого алхимика, особенно запомнилась Сашке: «Ora et labora». На вид том был очень ветхий – наверное, древний. Сашка, конечно, не утерпел спросить о чем там говорится.

– «Молись и трудись», как это по-нашему будет, – с удовольствием отвечал Пель, – это «Немая книга». Алхимический трактат такой – очень полезная вещь!

От любопытства Сашка даже приоткрыл рот, вглядываясь в непонятные картинки.

– Здесь все зашифровано и символично – ты поймешь позже – а сейчас, Сашка, тебе другое надобно запомнить: ежели я, сын сапожника, стал дворянином через труд, знания и молитву, то кем же с их помощью сможешь стать ты, дворянин по рождению?

С последними словами Пель серьезно взглянул на мальчика. Ему хотелось, чтобы юная память воспитанника крепко ухватила этот урок.


Развернувшись, чтобы размять затекшую руку, Сашка подполз к другому краю крыши, окинув взглядом пустынную улицу седьмой линии. Весь Васильевский остров, строгой петровской геометрией был рассечен на улицы, под прямыми углами пересекающие два крупных проспекта. Кое-что можно было видеть и прямо отсюда. Шпиль Петропавловской крепости маячил вдали, отражая свет луны. Желтоватая, сегодня она, вопреки обычаю, никак не соответствовала цвету серебра, которое олицетворяла в алхимических трактатах, словно сама пыталась притвориться золотом.