Выражение лица доктора Келлера было сочувствующим, но отстранённым – взгляд человека, который видел слишком много уставших женщин с невидимыми недугами.
– Вы работаете полный день, воспитываете двоих детей, ухаживаете за стареющими родителями. Это тяжело. Ваш организм говорит вам замедлиться.
Алисе хотелось рассмеяться – или, возможно, закричать. Замедлиться? Когда? Между поездками с отцом к врачам и помощью Софии с домашним заданием? Между приготовлением ужина и завершением квартальных налоговых расчётов? Между улаживанием маминых жалоб и попытками наладить связь с сыном, который становился всё более отстранённым?
– Я не могу просто… замедлиться, – сказала она, и слова показались пустыми даже ей самой. – Люди зависят от меня.
– Тогда, возможно, стоит рассмотреть препараты от тревожности, – предложил доктор Келлер, уже что-то записывая в рецептурном блокноте с механической эффективностью человека, который проделывал этот ритуал тысячи раз. – Это должно помочь снять напряжение.
Алиса смотрела на протянутый ей рецепт – ещё одну таблетку к утреннему ритуалу с витаминами, который уже не смог восстановить её энергию. Очередной пластырь на рану, которая, казалось, становилась всё глубже с каждым днём.
– Больше ничего нет? – спросила она. – Может, вы что-то упускаете? Какой-то анализ, который не сделали?
Улыбка доктора Келлера слегка напряглась, терпение истощалось.
– Алиса, мы провели все анализы. Дважды. С вами физически всё в порядке. – Он помолчал, смягчив тон с практичным сочувствием. – А вы не думали поговорить с кем-нибудь? С психотерапевтом, возможно?
Предложение ранило больше, чем следовало, неявно отвергая её физические страдания. Как будто симптомы были у неё в голове. Как будто она выдумывала всё это ради внимания, словно капризный ребёнок.
– Мне не нужна терапия, – сказала она резче, чем намеревалась. – Мне нужно знать, почему я постоянно устаю, почему у меня кружится голова, почему я не узнаю себя в зеркале.
Выражение лица доктора Келлера слегка смягчилось.
– Всё это может быть симптомами депрессии или тревожности. В этом нет ничего постыдного. Многие женщины вашего возраста…
– Многие женщины моего возраста что? – Слова прозвучали жёстче, чем она намеревалась, фрустрация наконец прорвалась сквозь тщательно поддерживаемую вежливость.
– Переживают… переходы. Изменения в приоритетах, в самоощущении. Это естественно.
Алиса взяла рецепт, аккуратно сложила его и положила в сумочку рядом с витаминами, которые купила с похожей надеждой. Она знала, что не будет его выкупать. Это не тот ответ, который она искала, хотя не могла сформулировать, каким этот ответ должен быть.
– Спасибо, – сказала она, собирая вещи с максимальным достоинством, на которое была способна. – Я подумаю.
В машине
В машине Алиса сидела с ключом в замке зажигания, не двигаясь. Послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени на парковку, и она наблюдала, как другие люди движутся по своим жизням с видимой целеустремлённостью и энергией. Она должна вернуться на работу. Должна купить что-нибудь на ужин. Должна перезвонить маме. Должна, должна, должна…
Вместо этого она заплакала.
Беззвучные, сотрясающие тело рыдания, которые, казалось, шли из какого-то глубокого, забытого места внутри – места, к которому она не позволяла себе обращаться годами. Она плакала от усталости, которую никто не мог объяснить, от растущей дистанции между ней и детьми, от механической жизни, в которой, казалось, отсутствовал самый важный компонент: она сама.
