Когда слёзы наконец стихли, Алиса почувствовала себя опустошённой, но почему-то более лёгкой, словно сосуд, который освободили от застоявшейся воды. Она проверила отражение в зеркале заднего вида, дрожащими пальцами стирая потёки туши. Глаза выглядели яснее, чем за несколько месяцев, несмотря на покраснение – как будто слёзы смыли какую-то плёнку, затуманивавшую зрение.
Она завела машину и выехала с парковки, но вместо того чтобы повернуть к офису или к продуктовому магазину, оказалась у небольшого кафе, мимо которого проезжала бесчисленное количество раз, но никогда не заходила. Что-то в его тёплом свете и разнообразной мебели, видимой через окна, всегда привлекало её, хотя она никогда не находила времени остановиться. Расписанная от руки вывеска гласила «Кафе Серендипити» изящным шрифтом, и впервые за месяцы Алиса почувствовала влечение к чему-то, а не принуждение обязанностью.
Сегодня она найдёт время.
Кафе «Серендипити»
Кафе окутало её ароматом жареных кофейных зёрен и чем-то сладким, выпекающимся в духовке – корицей и ванилью, смешивающимися с гулом тихих разговоров. Дневной свет лился через высокие окна, ловя пылинки, которые танцевали, как крошечные духи в золотых лучах. Винтажная мебель создавала уютные уголки по всему помещению, а местные произведения искусства украшали стены из открытого кирпича. Ощущение было такое, словно вошла в чью-то гостиную – тёплую и гостеприимную, что заставило её плечи расслабиться впервые за весь день.
Алиса заказала капучино у молодого бариста с добрыми глазами и нашла маленький столик у окна. Возможно, впервые за годы ей некуда было торопиться, ничто срочное не требовало внимания. Только этот момент, этот кофе, этот маленький акт восстания против беспощадно расписанной жизни.
Она наблюдала за людьми, проходящими по тротуару снаружи – каждый нёс свои невидимые тяготы и мечты. Молодая мать толкала коляску, живо разговаривая по телефону. Пожилая пара шла медленно, рука об руку, их синхронные шаги говорили о десятилетиях, проведённых вместе. Бизнесмен торопливо прошёл мимо, проверяя часы, такой же пленник своей спешки, как обычно была она.
Когда она перестала замечать мир вокруг себя? Когда жизнь стала серией задач для выполнения, а не моментов для переживания?
Капучино был изысканным – богатым и идеально сбалансированным, с пенкой, которую бариста превратил в изящный узор листа. Алиса не могла вспомнить, когда в последний раз наслаждалась чем-то. Еду поглощали стоя или помогая с домашним заданием. Кофе глотали ради кофеина, а не ради удовольствия. Даже этот простой акт сидения и дегустации казался революционным.
В туалете
Допив кофе, Алиса почувствовала потребность посетить туалет. Она прошла в заднюю часть кафе, обнаружив небольшое, удивительно элегантное пространство с винтажным зеркалом во весь рост на двери. Пока она мыла руки, её взгляд поймало отражение, и она замерла.
В её лице было что-то другое – уязвимость, возможно, обнажённая предыдущими слезами. Без тщательной сдержанности, без маски, которую она носила для семьи, коллег и мира, она выглядела одновременно моложе и старше. Более настоящей. Резкое освещение туалета должно было быть нелестным, но вместо этого оно, казалось, раскрывало что-то сущностное, что было скрыто под слоями исполнения и угождения людям.
Слёзы пришли снова, незваные и безмолвные. Она вцепилась в края раковины, позволяя им течь, не пытаясь остановить или проанализировать их источник.
