Альмакор - страница 3
Позже, проводив Люсию до дверей ее кельи (обменявшись быстрым, теплым поцелуем в тени колоннады), Альмакор вернулся в свою лабораторию. Он снял чехол с призмы. Хрусталик мягко замерцал, наполняя комнату знакомым успокаивающим светом и запахом лаванды. Он сел за стол, открыл дневник, взял перо… но слова не шли. Вместо формул перед глазами стояли фанатичные лица на площади, усталое равнодушие старейшин, тревога в карих глазах Люсии.
Он подошел к окну. Город внизу постепенно погружался в ночь. Огни в окнах домов напоминали созвездия. Где-то далеко, на окраине, мелькнул и погас красноватый огонек – то ли костер, то ли кузница. Воздух был все еще чист, пропитан лавандой и вечерней прохладой. Но Альмакору вдруг показалось, что он уловил едва заметную, чуть горьковатую ноту – как будто где-то уже тлела та самая бумага, то самое дерево, запах которых скоро затмит все.
Потянулся к призме, погладил ее теплую грань. "Душа мага," – прошептал он слова Лирана. Но сегодня она горела как-то слишком ярко, слишком тревожно, отражая в своих глубинах не только свет, но и тени, сгущавшиеся над их хрупким миром.
Глава вторая: «Гонения»
Вскоре запах лаванды сменился на резкий и удушливый. Это горел не мусор. Горела бумага. Дерево.
Рев толпы ворвался в окна Башни Виридис, смяв тишину библиотеки. Не праздничный. Звериный.
«Сжечь еретика!», «Очистим Империю от скверны!», «Слава Серым Стражам!» – неслось из сотен глоток, сливаясь в единый гул ненависти и страха. Кто-то из толпы, пьяный от происходящего, заорал: «Моего сына ваши чары с ума свели!». Женщина рядом с ним, закутанная в платок, всхлипывала: «Спасибо, спасибо вам, Стражи… у меня хоть дети спокойно спать будут…»
Внизу, на Площади Ясности, пылал костер. Не из дров. Из книг. Бесценных фолиантов, рукописей, карт звездного неба. В центре огня, привязанный к столбу, стоял старый маг Элбрус – учитель истории, чья единственная "ересь" была в знании слишком многих неудобных истин. Его седая борода тлела. Серые Стражи в плащах цвета грозовой тучи оцепили площадь. Их лица под капюшонами были каменными. Трезубец в ромбе на брошах блестел, как слеза.
– Нет! – вырвалось у Люсии. Она вцепилась в подоконник, костяшки пальцев побелели. – Они же сожгут его живьем!
Альмакор судорожно пытался понять, как поступить. Его взгляд метнулся к столу. К хрусталитовой призме.
«Сгусток чистой силы. Достаточно, чтобы разметать этих палачей…» Рука потянулась.
– Альмакор, НЕТ! – словно почитав его мысли, Люсия бросилась к нему, хватая за руку. Ее глаза, всегда такие спокойные, были дикими от ужаса. – Они только ждут повода! Ты погубишь всех! Башню! Учеников!
Он замер. Ярость клокотала в горле, горячее пламени внизу. Он видел лица стражей, сканирующие толпу, окна. Ищущие именно такой реакции. Провокация. Люсия была права. Он сглотнул ком бессильной ярости, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони.
Внизу Элбрус закричал. Долгий, вопль мученика, заглушаемый ревом пламени и одобрительным гулом толпы. Люсия вскрикнула, отвернулась, прижавшись лбом к его плечу. Он чувствовал, как она дрожит. Как дрожит весь его мир.
Лаборатория Лирана была мертва. Воздух стоял тяжелый, пропитанный едкой гарью и чем-то еще – сладковатым и тошнотворным. Альмакор стоял на коленях среди осколков хрусталита и пергамента, пытаясь собрать обломки спектрометра. Руки его предательски дрожали, и стекло выскальзывало из пальцев, оставляя мелкие порезы.