Альмакор - страница 5

Воплями Лангара где-то сзади: "Господин! Бежим!"

Он метнул сгусток чистой энергии в офицера. Тот взмахнул жезлом – глушитель сработал, чары рассеялись искрами, но взрывная волна отбросила его к стене. Дневник выпал из рук офицера. Альмакор рванулся к нему, но стражи сомкнули строй. Их копья – не просто сталь, пропитанная чароотталкивающими рунами – сверкнули навстречу.

"Люсия…" – имя было гвоздем в мозгу. Но добраться до нее сейчас – смерть. Бессмысленная смерть. Он увидел Лангара, прижавшегося к колонне, смертельно бледного. Последняя нить.

С диким воплем отчаяния и ярости Альмакор вонзил рапиру в пол. Хрусталит взревел, выпустив ослепительную волну света и ледяного ветра. Штукатурка посыпалась со сводов, стражи на миг ослепли, отшатнулись. Этого мига хватило. Он схватил Лангара за шиворот и рванул в ближайший потайной ход – узкую щель за падающей драпировкой, о которой знали лишь немногие. Ход в трущобы.

Потайной ход был не щелью, а узкой, скользкой шахтой ливнестока. Они рухнули вниз, сбиваясь в кучу на поворотах, обдирая локти и колени о шершавый камень, пропитанный столетиями городской вони. Вода, грязь и что-то липкое хлюпали под ногами. Воздух сменился резко – лаванду и пыль пергамента вытеснила густая смесь гниющей органики, человеческих испражнений и прогорклого масла. Лангар закашлялся, давясь смрадом. Альмакор, прижимая мальчишку к себе, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов, чьи стены нависали, словно грозя обрушиться. Каждый камень под ногами, каждая лужа крови (не его, чужой, свежей или застарелой) напоминала: они в пасти зверя.

Трущобы встретили их стеной вони – прогорклое масло, гниль каналов и безнадёги. Альмакор, прижимая к себе дрожащего Лангара, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов. Каждый камень, каждая лужа крови (не его, чужой) напоминала: ты в пасти зверя. Его рапира, спрятанная под рваным плащом, была единственной тяжестью, кроме камня на душе.

Он нашел логово – полуразрушенный погреб под харчевней "Три Мертвых Крысы". Владелец, кривой Барк, молча указал на угол за бочками с тухлой капустой. Цена – серебряная пряжка с плаща офицера Ордена. И молчание.

Лангар не плакал. Он сидел, обхватив колени, и смотрел в темноту широкими, ничего не видящими глазами. Иногда всхлипывал. "Они… Люсия… Мастер Лиран…"

Альмакор не отвечал. Он чистил рапиру. Гладкий эфес, знакомый до каждой царапины. "Хрусталит – душа мага в твердой форме", – говорил Лиран, вручая клинок. "Он требует уважения. И наказывает за предательство". Предательство? Он не предал. Он сбежал. Чтобы выжить. Чтобы… что? Месть? Спасти Люсию? Из глубин памяти всплыло ее лицо в последний миг. Глаза. Беги.

Он достал из потайного кармана на груди маленький кожаный мешочек. Развязал. Внутри – прядь ее темных волос. Он сжал ее в кулаке, вдыхая слабый, почти угасший запах лаванды. Прядь и холодный хрусталит. Все, что осталось от жизни.

Ночью Лангар заговорил, словно во сне:

– На рынке… слышал. Лакруса… сожгли. Вчера. На Площади Истины. За "заговор". Говорят, он пытался оправдаться… пока не отняли язык.

Альмакор не шелохнулся. Камень на душе стал глыбой. Ярость, холодная и острая, как лезвие его рапиры, вытеснила отчаяние. Лиран. Люсия. Имена стали клятвой. Молчаливой. Кровавой.

Дни слились. Он подрабатывал воровским ремеслом – магия помогала обходить ловушки богатых купцов, еще не растерявших добро. Лечил детей в трущобах – простые заклинания, шепотом, боясь привлечь Воронов Ордена – их шпиков. Лангар стал тенью – пугливой, но преданной. Его единственная ценность – память о мире до костров. Альмакор учил его основам – не магии, слишком опасно, а чтению знаков улицы, искусству быть невидимым. И ненависти. Осторожной. Глухой.