Американка - страница 12

Я наблюдала за асфальтом дороги, на которой нас немного потряхивало – мы ехали в горку. Прямые лучи солнца подчеркивали каждую ямку на дороге, и пятна света на ней напоминали крапинки на шкурке авокадо на натюрморте.

– Здесь улица меняет название, – продолжала Анита, сворачивая на перпендикулярную улицу. – Теперь это улица Паскуале Настро. Я все еще гадаю, начиналась виа Рома у моего дома или заканчивалась. Мне всегда хотелось думать, что начиналась. Начало всегда лучше, потому что по пути можно изменить то, что ты захочешь. А если это конец, уже ничего не поделаешь.

Я слушала Аниту, но не улавливала смысла слов, хотя она разговаривала со мной на чистом итальянском, без сложных фраз, диалектизмов – и без горечи. Я смотрела на ее сильные руки, сжимающие руль, ее нежный и четкий профиль, светлые кудри на затылке, выбившиеся из укладки.

– Но в Граньяно улицу называют не Паскуале Настро, а «Молнии да ветра».

– Как-как? Молнидаветра?

– «Молнии да ветра», – терпеливо и четко повторила Анита.

– И почему ее так называют?

– Потому что раньше в непогоду здесь отключалось электричество, и, если не было молний, стояла кромешная темнота.

– А на виа Рома?

– Нет, там все было спокойно, не знаю, почему, – Анита немного помолчала, потом добавила: – Может, потому что Паскуале Настро сужается, ветер с моря всасывается в нее, словно в воронку, и дует все сильнее, пока не превращается в ураган.

Я опасалась, что поездка в Граньяно превратится в посещение всех восьми братьев и сестер Аниты, но я ошибалась. Мы действительно приехали специально на субботний рынок. Тут царила обычная сутолока, продуктов продавали мало, в основном свежие фрукты, а вот одежды было в избытке. Легкие брюки, юбки, яркие кофточки кучами возвышались на складных столиках. Была и одежда не по сезону: брючные костюмы из вискозы с пиджаками с квадратными плечиками, меховые накидки, свернувшиеся калачиком, словно коты на солнце. Меня смущали огромные трусы и необъятные бюстгальтеры, с жалким усилием пытавшиеся сделаться незаметными благодаря бежевому цвету.

Целый ряд рынка занимала обувь. Анита кивнула мне на пару шлепанец, почти таких же, как у нее.

– Или, может, тебе такие больше нравятся? – предложила Анита, указывая на другую пару, которая отличалась лишь парой бусин…

– Нет-нет, мне нравятся те.

Сейчас мне просто хотелось, чтобы поход за обувью закончился побыстрее. Мне было неловко получать подарок, который я даже не хотела, тем более смотреть, как Анита за него платит. Хоть в нашем гараже в Америке стояла машина последней модели, а на стенах висели кимоно с расшитыми золотом пионами, из Нейпервилля я уехала с деньгами, которых еле хватило на учебники, общественный транспорт и марки для почтовых конвертов.

Я вспомнила, что у японцев было принято передавать деньги сдержанно, неглубоко кланяясь со сложенными у груди руками. А вот Анита, которой явно нравилось беседовать с продавцом, с удовольствием жестикулировала и болтала на своем сочном диалекте. Она словно хотела продемонстрировать: пусть я теперь и блондинка и хожу с молодой американкой, на самом деле я местная и меня не проведешь. И меня она не щадила. Обменявшись с продавцом пестрыми лирами, Анита заставила меня тут же надеть шлепанцы.

– Смотри, как ей идет, – обратилась она к продавцу.

Шлепанцы были слишком большими для моих узких ступней. Мне пришлось цепляться пальцами за деревянную подошву, чтобы ноги не выскочили из кожаной полоски.