В общем, барон Аркадий Четвертый был тем человеком, в устах которого фраза «из под земли достану» была не фигурой речи, а прообразом самого ближайшего будущего.
***
– Расскажи про нечисть.
– Да страх один. Черный, глаза красным огнем горят, крылья черные, словно мелкой шерстью покрыты. И слышь, говорит мне: «Ты, тварь без роду и племени, за порогом оставайся, покуда я тебя сожрать не захочу».
– Размером каков был этот черт?
Главарь замялся. – Ну, ежели начистоту, чуток пониже меня. Но ты ж понимаешь, глаза красные, огнем горят, и человеческим языком меня поносит. И крыльями как взмахнул – сейчас, думаю, схватит да и унесет в гнездо.
Триза задумался. Из всей нечисти больше всего описание походило на вампира. Но егеря до этого времени с вампирами дел не вели. Хотя, если подумать, ведьмаки регулярно водили знакомства с вампирами, почему бы егерям нос воротить.
– День вам на то, чтобы уйти из провинций. Услышу, что ошиваетесь поблизости – не обижайся, разговоров не будет.
Главарь торопливо закивал и кинулся к шалашам, умудряясь по пути раздавать пинки и оплеухи подельникам.
***
Возвращаться на постоялый двор Тризе не хотелось, но деньги следовало забрать.
Староста, подробнейшим образом расспросив ведьмаках о встрече с разбойниками, отсчитал трясущимися руками обещанные деньги и ушел.
Хозяйка было направилась с предложением откушать очередного экспериментального блюда, но Триза молча ушел в свою комнату и лег спать.
Егерь Семаргла – плохой попутчик для ведьмака. Там, где можно рубить за хорошие деньги нечисть, егеря умудряются договариваться. И, что самое обидное, в прибытке и нечисть, и люди. Только ведьмак живет по поговорке – ложись спать, коль нечего жрать.
Ночь опять была беспокойной. Хозяйка со злости гремела какими-то ведрами, рана на боку чесалась, заживая, а под утро приснился тот самый вампир, что и в прошлую ночь. Вампир задумчиво смотрел на ведьмака, потом достал печеньку, протянул Тризе и задумчиво сказал:
– Жуй, сердешный. Бывает и хуже, да не в этой луже.
Поутру за завтраком Леха расспросил у Сидора дорогу до кума, испросил мешок, пару пятаков, захватил из рюкзака кнут с железным наконечником и двинулся на осмотр апраксиного жилья. Едва подойдя ко двору, Леха понял, что беречь у Апраксия в хозяйстве особо и нечего.
Изгородь едва не заваливалась на улицу, что-то было огорожено разнокалиберными досками, что-то плетнем. Во дворе уныло бродил пяток каких-то грязных и глубоко несчастных кур, да худосочный поросенок что-то рыл пятаком возле навозной кучи.
Хозяин сидел на пеньке во дворе, строгая какую-то деревяшку. Завидев егеря, он вскочил, похлопал по штанам, отряхиваясь от опилок, и засеменил навстречу.
– Доброго утра, господин егерь. Пойдемте в дом, покажу вам свою беду.
Леха надвинул на глаза поляризационные очки и пошел за хозяином в хату.
Говорят, что злыдни приносят в дом нищету. Но, глядя на жилье, Леха подумал, что злыдням тут особо радоваться не пришлось. Стол, два стула, лавка возле стены да полати у печки. У полатей валялась куча какого-то тряпья, видно – сменная одежда.
– Небогато живешь, – заметил егерь.
– Дык, где ж взять то, богатство енто, – меланхолично ответил Апраксий и обвел хату рукой, – вот все мои пожитки. Как поселились энти злыдни, так и валятся на меня несчастья. То кура запаршивеет, то поросенок убежит…
– Ты поросенка кормить не пробовал? – Леха посмотрел на Апраксия.
