– Я подумаю.
Посол прав – потеря трех дерхов сильно ударит по семье. Но если он ничего не сделает, проклятие уничтожит его род.
– Скажите, вы когда-нибудь слышали о сердце пустыни? – спросил Ирлан.
Рэстер задумался. Провел ладонью по бритому затылку.
– Сердце пустыни… Поверьте, у каждого народа есть сказка о подобном. Я слышал о том, что сердце способно исполнять желание, делать человека бессмертным, богатым и счастливым, а еще исцелять. Но вы никогда не были в пустыне, не видели, как живут там люди. Поверьте, у многих есть только эти сказки. Однако троглоды, – посол задумчиво потер подбородок, – считается, у них полно секретов и действительно есть какой-то там источник. Тот ли самый… Кто знает. Но вы можете попытаться выяснить. У вас даже проводник есть. Только узнайте сначала, готова ли она вернуться назад. Просто троглоды в рабах такая же редкость, как вода в пустыне.
– Спасибо, – поблагодарил Ирлан.
– Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, – проговорил на прощание посол, – помогу, чем смогу.
Дом встретил тишиной. Ирлан заглянул на кухню – оценил остывшую плиту, потом на веранду, даже на крышу поднялся. Сердце тревожно колотилось, а обитатели точно в прятки решили поиграть. Вышел во двор. Осмотрелся, ища следы крови, сопротивления, разбросанных вещей, но вокруг царила полуденная духота, да навязчиво жужжали мухи, роя́сь над невынесенным ведром с нечистотами.
Интуиция толкнула выйти наружу, пройти до соседнего двора, приоткрыть калитку и нарваться на:
– Тише, спугнете.
Они все были здесь. Ирлан нашел взглядом охранника, оценил умелую маскировку, скривился при виде объемных телес слуги, выпирающих из-за ствола дерева. И что он здесь забыл? Плита и кухня в другой стороне.
Кашлянул еле слышно. В ответ на него замахали руками, еще и шикнули:
– Прячьтесь.
Ирлан с трудом подавил порыв настучать по голове. Обоим. Но тут из глубины сада раздалось пение.
Женский голос чистотой напоминал журчание горного ручья. Он то поднимался, зовя за собой ввысь, и тогда душа Ирлана обретала крылья, готовясь взлететь, то падал до глубокой хрипотцы, и по коже бежали мурашки от присутствия чего-то потустороннего.
Троглодка пела на родном языке. Ирлан не понимал слов, но ощущал себя стоящим на вершине бархана, а внизу, после столь редкого в этих местах дождя, колыхалось море алых цветов. Сверху казалось, что песок покрыт кровью.
Именно такой: огненно-красной Ирлан впервые увидел пустыню Бальяры на картине путешественника Большенога. Именно такой она врезалась в его память, а песня Анди эти воспоминания вытащила наружу.
Но пустыня чаще была другой.
В голосе зазвучала угроза, он наполнился силой, и Ирлан ощутил, как вокруг закручивается воронка бури. Как шуршит, поднимаемый ветром песок. Как страшно воет ураган.
И тут тонкий вой вплелся в пение. Он явно не принадлежал человеку, но старательно тянул, выводя ноты. И буря смягчилась, снова запев о дожде, весне и цветах. А затем в песню вступили еще два голоса – суровых мужских баса. Их рычащее подвывание привнесло в песню звуки прошедших и грядущих битв. И сталкивались мечи, свистели стрелы, кричали люди.
– Как стараются-то, засранцы, – прочувственно вымолвил Жарк, вытирая краем фартука увлажнившиеся глаза, – и даже не фальшивят. Им бы в цирке выступать.
Ирлан представил тот цирк, который смог позволить себе приобрести дерхов и не смог. Фантазии не хватило. Не каждый королевский двор мог похвастаться такими животными, а тут цирк. Но поют действительно талантливо. Все четверо. Если деньги закончатся, кажется, он знает, как их заработать, хоть матушка и не одобрит. Н-да.
