– Армин, – я обращаюсь к нему шепотом, – спасибо.
Он лишь странно морщится, и закрывает дверь.
Прижимая к себе повязки, я иду в спальню. Включив свет, моему взгляду предстаёт аскетичный интерьер: кровать, прикроватная тумба, большой платяной шкаф, и стул в углу, с надорванной тканью. Окно было закрыто прямоугольной тканевой шторой, что поднималась, если потянуть веревку сбоку.
В ванной комнате меня ждала ещё более устаревшая обстановка. Пол был выложен крошечными квадратиками плитки, такая же плитка была на стенах. Ванна была массивной, с закруглёнными краями, будто их закатали. Всё было таким – скруглённым, устаревшим, покрытым налётом, словно я перенеслась на несколько столетий назад.
Я долго вожусь с тем, чтобы смыть с себя всю кровь и отмыться после двух дневного похода через пустыню. Меня начинает клонить в сон, и я стараюсь привести себя как можно быстрее в порядок, но взгляд падает на пакеты с повязками, что кучей лежали прямо на полу, где я их и бросила. Тяжело вздохнув, я вскрываю первый пакет, и накладываю пропитанную заживляющим составом повязку, на рану над бедром.
Когда со всеми повязками покончено, я вспоминаю, что мой рюкзак остался у входа. Испустив тяжёлый вздох, я обматываюсь полотенцем и плетусь туда. Глаза на ходу закрываются, и тело плохо слушается, а сам рюкзак кажется неимоверно тяжёлым. С трудом отыскав запасное бельё, я извлекаю его и натягиваю прямо на влажное тело. В рюкзаке кроме белья ничего не было, поэтому, я открываю шкаф, и долго рассматриваю содержимое, пытаясь вспомнить, что же я здесь ищу. Вспомнив, что мне нужно и найдя, наконец-то, футболку, я иду к заветной кровати.
Постельное бельё выглядит свежим и идеально разглаженным. Я осторожно сажусь на край, с намерением дождаться Армина, чтобы поговорить. Голова постоянно падает, и я ложусь. Подушка приятно прохладная на ощупь. Я пропихиваю одну руку вниз, а другую кладу сверху, и сразу же, незаметно для самой себя, проваливаюсь в сон.
Проснувшись, я долго не могу понять, где я. Привстав на локте, осматриваю комнату, и вспоминаю, что хотела дождаться Армина. Эта мысль пробуждает меня окончательно. Я сажусь на край постели и прислушиваюсь. За дверью никого не слышно, в ванной тоже никого нет. Армин, возможно, внизу, в госпитале. Взглянув на коммуникатор, убеждаюсь в правильности своих мыслей – уже почти полдень – Армин занят работой.
Плюхнувшись обратно в постель, чувствую исходящий от подушки запах его одеколона.
«Ну, конечно же, ведь это его спальня».
Повалявшись ещё некоторое время, я нехотя встаю, и направляюсь в ванную комнату.
Вернувшись в спальню, я слышу шум воды из кухни. Решив, что это Армин, я останавливаюсь возле окна и смотрю вниз, на широкую, заполненную людьми, улицу. Теперь она напоминала оживленный город, с разницей в том, что толпа пестрела всеми возможными цветами. Все оттенки синего, фиолетового, коричневого, красного и зелёного. Люди, словно огромная стая попугаев из двадцать первого округа, сновали по грунтовой дороге вверх и вниз, смеясь и шумно разговаривая. Гул голосов был слышен даже через плотно закрытое окно.
Среди этой пестроты, больше всего выделялась форма солдат из шестнадцатого округа. Их белая форма, с чёрными рубашками, приковывала к себе взгляд, среди этого цветового многообразия. Военные в белых мундирах, держались обособленными группами, иногда опасливо провожая взглядом, солдат в жёлтой форме. Последние же, в потускневших и потёртых мундирах и куртках, были настроены очень агрессивно: они оборачивались на каждый взгляд в их сторону, выкрикивая что-то, заставляя всех вокруг обходить их. Сейчас мне вспомнились слова Франца о том, что пятнадцатый и шестнадцатый округа ведут свою войну, и «жёлтые» не забыли того унижения, что им нанёс Анталион и все, кто поспешил примкнуть к новому строю.
