– Жутко будет ходить здесь одному без тебя. – Тихо шепчет Ник.
– Понимаю тебя. Я ходила в садик совсем одна, и мне тоже было страшно.
– Ты ходила в садик одна? – округляя глаза, переспрашивает Ник.
– Ага, родителям было некогда, и меня отправляли идти туда одну.
– Но до него далеко!
– Да, тогда мне эта дорога казалась бесконечной. Я помню, как заблудилась в первый раз. Расплакалась посреди дороги от страха и обиды.
– И что потом? – глаза Ника становятся еще больше.
– Потом ко мне подошел какой-то мальчик, он был меня старше – уже школьник. Спросил, почему я плачу и, не знаю как, он понял через мой плач, что мне нужно в садик, взял меня за руку отвел туда. Было очень страшно, – невольно улыбаюсь этому смутному воспоминанию, – незнакомый и такой взрослый по сравнению со мной мальчишка ведёт меня куда-то. Сейчас меня это пугает, но тогда мне стало спокойно рядом с ним, он довёл меня до дверей, помахал и ушёл.
– Ты его больше никогда не видела?
– Видела. Каждый день он шёл позади меня до садика, а потом сворачивал назад в сторону школы.
Я смеюсь над братом, который ко всему открыл рот. Смеясь, легонько прикрываю его.
– Кто он такой? Как его звали? – Ник тараторит с круглыми глазами уже от любопытства.
– Он же, наверное, в школу опаздывал!
– Не знаю, кто он, и как его звали.
– Как же так? Ты не спросила?
– Я стеснялась с ним разговаривать. Он казался мне таким взрослым тогда. Со временем я привыкла, что каждое утро я не одна иду, а потом он куда-то пропал.
– А сколько тебе было?
– Почти четыре года. Наверное, тот день единственное отчетливое воспоминание из моего детства.
Ник ошарашено смотрит на меня:
– Четыре года? Тебя отпустили идти одну?
– Мама тогда сказала, что не хочет тратить свое время на то, что ребёнок уже должен уметь делать сам.
Не дав Нику ничего на это сказать, я перебиваю его:
– А вот и школа.
Перед нами предстает тёмно-серое здание огромных размеров. Были дни, когда все классы были заполнены, а сейчас половина школы закрыта. Главе так удобнее – не нужно тратить деньги на ремонт, поэтому западная часть здания в ужасном состоянии – протекающая крыша сделала свое дело лучше, чем само время. Широкая лестница, ведущая в массивные двери школы уже начала зарастать сорняками. Мы проходим в просторный холл здания и подставляем наши коммуникаторы под сканер, ожидая пока наши данные загрузятся. В глубине души хочется, чтобы ничего не загрузилось, ни одного файла, и мы ушли, но грубый голос регистратора, рушит мою хрупкую надежду:
– Проходите.
Я просматриваю свое расписание в наручном проекторе – у нас с Ником разное количество учебных часов и совпадает только один перерыв.
– Ник, встретимся на третьем перерыве в обеденном корпусе, он как раз открывается в это время.
Ник послушно кивает головой и смотрит на меня с грустью:
– Удачи, Лив.
– И тебе, Ник. Всё будет хорошо, нужно потерпеть до перерыва и вновь увидимся.
Мы расходимся с Ником уже на втором этаже – он отправляется искать свою аудиторию, а я поднимаюсь на четвёртый этаж в поисках своей. Внутри школа оказывается ещё хуже, чем снаружи – из разбитых окон врываются сквозняки, облупившаяся краска и грязный пол создают впечатление, будто здание уже заброшено. Видимо, ремонт здесь делали в первый и последний раз, когда её построили. Хоть это проблема и моей предыдущей школы, внутри она все же была опрятнее. Найдя нужную аудиторию, толкаю деревянную дверь (не смотря на повсеместную модернизацию, школы и больницы в округах остались почти незатронутыми), дверь открывается со скрипом обнажая светлую аудиторию с облупившимися стенами и затертыми полами. Преподаватель, вяло взглянув на меня, кивает:
