Невербально показывая свое презрительное отношение ко всяким непонятным представительницам женского пола, Ольга молча протянула листок бумаги и так же молча ретировалась, что уже было необычно. Ну не понедельник, а хрен те что, как выражался хороший товарищ. Молчащая Оля – нереальное явление, вроде потерявших голос от непотребного распития холодного пива Сирен, ввергавших в ужас своим «приятным» пением древних любителей отдыха под парусами.
Что-что, а характера ей было не занимать. Четким каллиграфическим почерком, от созерцания которого обрыдались бы от счастья все учителя чистописания, на листке было выведено:
«Алиса Белова, группа Ф-122, финансовый факультет» – и, видимо, уже от себя добавленная дополнительная информация – «сегодня две пары».
– Та-а-а-а-к-с…, – протянул он, откидываясь на спинку кресла и испытывая не осознанное желание сползти по ней вниз, – чем дальше в лес, тем толще партизаны. Мелафон не за горами. Кролик раз, кролик два, Алиса три. Что за бред все-таки? Игра началась…? Ну, тогда по сценарию должен появиться первый ключ от потайной дверцы. Блин, это уже попахивает деревянным изделием с брендом Papa Carlo!
У него в голове почему-то совершенно отчетливо всплыла сцена из сегодняшнего сна. Убегающая в лес ЕЁ фигурка, первый выстрел… Мысли сразу переключились на нее. И тут же нахлынула ставшая уже привычной, если можно с ней смириться, тоска, страшная черная тоска по.… По чем? По ней? По прошлому? По несбывшимся ожиданиям? По упущенному неизвестно по чьей вине счастью? По утерянным надеждам? Было что-то такое у Диккенса, про потерянные надежды. Грустная довольно история, хоть и читал ее давно, но основные линии сюжета помнил.
Вдох-выдох…
«Все, успокоились, не надо сейчас об этом. Не надо… Не уподобляйся тургеневской барышне, Олег Георгиевич», – приказал он сам себе. – «Там всё уже и ты это прекрасно знаешь… Прошла любовь – завяли помидоры».
Эта последняя фраза, высказанная ею по телефону и вспоминавшаяся иногда помимо воли, бесила своей пошлостью и какой-то примитивностью, что ли. Воспоминания о городе имени Вождя и одной из его обитательниц не прибавили хорошего настроения.
– Короче, Склифосовский, – усмехнулся он, пытаясь старой шуткой вернуться в нормальное состояние, – займемся этой самой Алисой, пока она не сбежала в гости к Шляпе и очумевшему зайцу. Опять, кстати, ушастое создание. Может, Кэрролл был к ним неравнодушен или на даче кроликов разводил? – представив чопорного англичанина косящим траву для производителей любимого лакомства жителей соседней Державы, он засмеялся.
По времени до конца второй пары оставалось примерно полчаса. Как раз доехать до этого прежде самого престижного в городе учебного заведения. Он накинул пиджак, и, выходя из кабинета, сказал Ольге:
– Я ушел, на час.
Блеску стекол ее очков, больше походивших на пенсне, позавидовал бы сам Лаврентий Павлович. Когда она злилась, акцент проявлялся с большей силой и сейчас, вложив в одно произнесенное слово все эмоции, она ответила, правда очень спокойно:
– Хорошо…
Продолжая улыбаться от поднятого невольно Ольгой настроения, он ждал лифт, новый, под
«OTIS», недавно поставленный вместо старого советского внезапно расщедрившийся администрацией здания, где его фирма снимала помещения.
Дверцы раскрылись, и машинально шагнув в кабину, он не успел увернуться от замеченного боковым зрением движения. Резко обернувший и уже ожидая какой-нибудь сюрприз, он увидел свисающий с потолка на детском бантике розового девчачьего цвета… ключ. Ну конечно ключ, чего бы еще следовало ожидать!
