Я и с женихом поговорить сподобилась, и чем больше была с ним рядом, тем больше он мне нравился… Естественно, я как филолог начала в шутку экзаменовать его: «А ну-ка проверим тебя на вшивость!» Так он, оказывается, еще и стихи читает, знает Фета, Тютчева, поклонник Блока, я и не ожидала, что такие технари на свете бывают: до сих пор они мне казались роботами с головами-органчиками – их за Катей ходил легион. Заподозрила, что ей и невдомек, каким сокровищем она взялась обладать.
Ну, да потом выяснилось, откуда такое сокровище взялось: там я и с его родителями познакомилась. Милейшие люди, сельские интеллигенты из райцентра, о существовании которого я до сей оказии и слыхом не слыхивала; он врач, она учитель. Учитель литературы, разумеется. Сама и прививала сыну вкусы и пристрастия. Так мило побеседовалось мне с ними, особенно с мамочкой: что-то родственное едва слышимым ручейком пробивалось между мной и ею в той свадебной кутерьме.
Между прочим, они узнали, что я здесь самая старая Катина подруга, и навалились на меня – порасспросить о невесте подробнее… Нет, они не против нее, они одобряют сыновний выбор: девушка – красивая и такая боевая и самостоятельная, что они, по крайней мере, за него спокойны: кажется, отдают в надежные руки, а то ведь мальчик небойкий, деревенский, прожил пять лет в институтском общежитии, большого города по-настоящему и не узнал, а ведь здесь так легко наделать ошибок, за которые потом вовек не расплатишься, и так легко ошибиться в людях: народ разный, много девушек, которые пьют, курят и совращают молодых людей…
Только им показалось, как бы это сказать… странным, что ли, что уж очень быстро у их сына с женитьбой получилось: ничего не писал о ней, и вдруг бабах – свадьба! И советовать что-либо сыну с их стороны боязно: может, по нынешним временам в этом ничего предосудительного – так и полагается?.. А я глядела на них и впервые в жизни въявь видела, что такое мучительная родительская любовь: как им страшно отрывать от себя родного ребенка и отдавать в чужие руки… даже с инженерным дипломом он для них все еще дорогой мальчик, неразумное дитя, причем единственное, кажется…
И что мне, интересно, было делать, как отвечать на эту уйму вопросов? Люди милые, да ведь и Катя – не чужой мне человечек. Успокаивала их, как могла, отгоняла сомнения… Папа успокаивался легко; с мамой – труднее: она робко опасалась, что их сыном Игорем все-таки вертят – как бы ему с его характером не стать подкаблучником?..
Что ж, опасения не без оснований, но я старалась развеять их как могла, мобилизовав все свои способности и умение (я ведь, как-никак, уже пробовала вести на кафедре семинары со студентами): дескать, людей без изъянов не бывает, и самый ли худший это изъян у Кати, и самый ли худший – у Игоря? Ведь, говорят, даже директора и министры в подкаблучниках ходят; тут главное – хватит ли жене ума и такта не ломать волю мужа, а направлять куда надо? Насколько хватит этих самых ума и такта Кате?.. У меня, надо сказать, тоже были на этот счет сомнения, хотя я и не стала вываливать их на головы родителям – у них и так на душе неспокойно… А, во-вторых, супружество-то ведь – действо с сюжетом длиною в жизнь; в этом сюжете – тысячи возможных вариантов; какой выпадет? Как предсказать всё заранее? Я за это не бралась и им тоже предсказывать не советовала…
