После свадьбы чуть ли не целых полгода Катя не только не звала меня к себе, но даже не звонила, а самой мне проявлять инициативу было как-то не с руки: вдруг некстати? При такой-то любви, да в маленькой комнатушке – до гостей ли? Медовый месяц того и гляди в медовый год перерастет, если не в медовую жизнь. Не ввалишься теперь по поводу и без повода только потому, что соскучилась… Но уж через полгода повод навестить их появился неотразимый: Катин день рождения. И все равно спросила ее накануне по телефону: можно завтра прийти, не помешаю?
– Тайка, да ты что, окстись – я тебе рада в любой день и час; запомни раз и навсегда: ты моя самая дорогая подруга на все времена, и ничто нас не разлучит! Расчирикалась, рассыпалась она в любезностях, кажется, вполне искренне. Я уж сдержала упрек: уж так, мол, рада, что ни разу в полгода не только не зашла – не поговорили толком…
– Между прочим, – продолжала она, – я назавтра отгул взяла: приди пораньше – хоть поболтаем, ужасно по тебе соскучилась!..
И прекрасно! Я отпросилась назавтра с обеда, купила букет, торт, да и приперлась раньше всех. Даже Игоря еще не было; Катя ожидала его с минуты на минуту – он тоже обещал прийти пораньше.
Катина комната была вылизана до блеска. Правда, стало теснее, да оно и понятно: в доме новый человек, а вместе с ним – много новых вещей.
И тут у нас с Катей произошел настораживающий меня диалог.
– Сразу видно: хозяин в доме появился! – сказала я, улыбаясь.
– Почему хозяин? Хозяйка здесь я, – поправила она меня.
– Ну да, – согласилась я. – Но хозяин-то – он?
– Он хозяин постольку, поскольку я здесь хозяйка, – сурово объяснила она мне. – И будет он здесь или не будет – хозяйкой останусь я.
Я была немного удивлена этой Катиной строптивостью, а я-то надеялась увидеть ее отмякшей в семейном счастье. Ну да что ж, все еще впереди…
Между прочим, она встретила меня все такой же, как и раньше, неотразимо красивой, но – с огромным животищем! Слава Богу, на лице моей здоровущей Катьки – никаких следов беременности… Конечно же, я кинулась к ней со своими поздравлениями и ахами. Катя скептически отмахнулась от моих ахов, легла, сунув под бок подушку, на диван, усадила меня рядом и, даже не дослушав, начала жаловаться, как страшно теперь устает: по-прежнему с утра до вечера на ногах – хорошо хоть, отлежалась за день; стали отекать ноги; надо бы перейти на «легкий труд» – она имеет на него право, но это – потеря в деньгах, а, главное, возможная потеря прорабского места…
Я слушала ее, а сама озиралась: ожидались гости, а стол не готов: не в ее это правилах. Предложила ей свою помощь, но она меня одернула:
– Сядь и не дергайся! Имею я право в кои веки с тобой поболтать? Сейчас придет Игорь и все сделает!
На моем лице, видимо, появилось недоумение, потому что она начала оправдываться:
– Не смотри на меня как на преступницу – он мне постоянно помогает, а сегодня вообще наказал ничего не делать!.. Поверь: он любит готовку и хорошо это умеет – чего я буду ему мешать? У него и книжки по кулинарии есть, он их изучает! Да я ему там все подготовила!..
Ну и ладно; я ведь гостья: что скажут, то и делаю, где посадят, там и сижу… А Кате выговориться надо, вот и не отпускала ни на шаг…
Во-первых, она принялась жаловаться мне: когда ее начальник участка уходил на повышение, на его место прочили ее, она готовилась к этому, ждала, надеялась, а когда поняли, что беременна – нашли другого. Мне-то это понятно: какой начальник из беременной женщины? Но Катина натура мириться с этим не желала; ей было нестерпимо обидно, что ее обошел какой-то молодой хлыщ и колебались ее глобальные жизненные планы.
