– Сбежал, значит, гад такой? Приятной жизни захотел? Ладно, погоди, дорогой, я тебе устрою приятную жизнь, ты у меня ее получишь!..
– Катька! – пробовала я воззвать к ее разуму. – Смотри, не делай глупостей! Это тебе хороший урок: нельзя жить вот так, напролом – будь умнее, гибче, добрее!.. Да его еще найти нужно!
– Найду-у! – заверила она с мрачной решимостью. – Ладно, что живой, а уж найти – дело второе! Город перетрясу, землю перерою, но найду своего драгоценного!.. Ишь, чего захотел!
– Катька-Катька, когда тебя укатают крутые горки? – с горчайшим упреком качала я головой.
– Меня? Еще не родился тот, кто меня укатает! – рычала она трагически-театрально, грозя пространству пальцем. А мне хотелось самой найти Игоря и предупредить, чтоб был поосторожней: с разъяренной Катькой шутки плохи!.. Да только где же мне его найти?
* * *
Видно, ей и самой не так-то просто было его разыскать. Проходил день за днем, а Игорь не объявлялся: видно, и в самом деле всерьез решил оставить Катю и ушел в глубокое подполье.
Я старалась не оставлять ее одну. Но, проводя вечера у нее дома, бывала лишь в обществе Таиски – Катя являлась поздно: все искала своего ненаглядного и, как я поняла, принимала самые разные меры: мобилизовала всех его друзей, милицию…кажется, даже частного сыщика нанимала. Была она все это время немногословной и сосредоточенной; да я уж знала ее характер: когда она на чем-то сосредоточена – ждать от нее излияний бесполезно.
Правда, узнав, что Игорь жив, она все же стала спокойнее. Но при этом на лице ее появилась не то недобрая усмешка, не то гримаса обиды. Ну да ладно, думалось мне: все проходит; время – лекарь идеальный.
И вот кануло недели три, не меньше. Я, как обычно, сидела вечером с малой и ждала Катю – заявляются оба: Игорь с виноватой улыбкой на лице и Катя, неузнаваемо кроткая – хоть к ране прикладывай! – и источающая нежнейший лепет:
– Проходи, милый, раздевайся – все в доме тебя ждет!.. Доченька, вот и папа наш вернулся!.. – и, снова обращаясь к Игорю: – Знал бы ты, что мы тут без тебя пережили!.. Ну да ладно, что уж; теперь все у нас позади…
Я, расцеловав Игоря в знак его подвига примирения с судьбой и возвращения под родную кровлю, вознамерилась тотчас улизнуть, чтоб не мешать им миловаться, но они оба запротестовали и оставили меня на ужин.
И ужин этот, прекрасный, обильный, явился, словно по щучьему веленью, из Катиных ловко снующих рук на удивление быстро; было даже винцо за столом – всё Катя предусмотрела, всё приготовила заранее, сама почти не притрагиваясь к еде, лишь суетясь вокруг Игоря и воркуя:
– Как я, милый, тебя люблю, знал бы ты! Ты не представляешь, что я пережила, как много поняла! Спасибо тебе, единственный ты мой! – И в глазах ее стояли слезы, готовые вот-вот брызнуть, а Игорь из благодарности к ней все глядел, не уставая, в ее глаза и гладил ей руки.
Мне осталось только незаметно ретироваться, чтобы не мешать семейной идиллии, причем они моей ретирады, кажется, на этот раз даже не заметили, и я на них за это не была в обиде. И месяца, наверное, два потом не мешала им своим появлением: воркуйте, милые, наслаждайтесь друг дружкой, вживайтесь в обновленные образы влюбленных супругов!.. – только изредка перезванивались с Катюшей, и на мой вопрос: «Как дела?» – она неизменно отвечала сдержанно, но вполне удовлетворенно:
– Все у нас теперь хорошо, все нормально…
