– Мне? – удивлялась она. – Это пусть им будет стыдно – пользоваться тем, что я от них от всех завишу и кручусь, как белка в колесе!
– Смотри, выпрут тебя из универа за аморалку! – предупреждала я ее.
– Пусть попробуют!.. Я про них всё теперь знаю! Я пресс-конференцию устрою: журналюгам только кинь косточку – тут такое начнется!.. И почему – аморалка? Я же тихо себя веду!..
У человеческой души есть странное свойство: непременно украшать и расцвечивать все, что любишь. Вот и я: ведь Катино поведение по отношению к мужчинам следовало бы назвать одним-единственным словом, но не могу я это слово из себя выдавить, нет сил, душа противится и ищет Кате оправданий. И я пытаюсь ее оправдать, называя всего лишь дон-жуаном в юбке…
Почему это, интересно, – рассуждаю я дальше, – Дон Жуан прославлен писателями, поэтами, композиторами этаким несчастным сверхгероем, который ищет, бедолага, по свету свой идеал и никак не может найти? Забавный, между прочим, способ искать идеал – под юбками!.. А для моей Катьки, значит, – одно-единственное словцо, которым ее готов припечатать любой вшивый дон жуанишко? Так ведь она, по крайней мере, хоть пошлой бухгалтерии своих жертв не ведет, как этот важный носитель мужских гениталий – с помощью своего слуги!.. Еще чего, много чести для моей Кати – помнить их: уронила навзничь, перешагнула, причислила к своему, Цирцеиному, стаду, и – забыла: гуляй, свободен!..
Между прочим, до той поры я не сталкивалась со столь откровенным ее цинизмом по отношению к мужчинам и просто-напросто недоумевала: отчего это в ней проявилось именно теперь, да еще с таким, я бы сказала, насмешливым презрением? То ли возрастной, то ли другой какой кризис в Кате тому виной? – ломала я голову. – Или образование на нее так странно действует?..
И все же, кажется, я догадалась, в чем тут дело. Я ведь зло смеюсь над «бедненьким» Дон Жуаном с его потерянным идеалом. Ну, допустим, был у него идеал, и он его искал. Так ведь и у Кати тоже были свои идеалы! Знаю, как жгуче она завидовала, когда я училась в университете, а теперь работаю там, в каком-то заоблачном, страшно далеком от ее житейских забот, чисто духовном, высшем мире. Знаю, с какой охотой она забегала ко мне на работу, с какой жадностью подглядывала, будто в щелку, за крохами университетской жизни – и вот сама стала пусть маленькой, но частичкой этой жизни! И чуть только освоилась в ней, тотчас же принялась испытывать нашу университетскую интеллигенцию мужского пола «на зуб», как пробовали когда-то на зуб золото: настоящее – или фальшивое? И получалось, что наша интеллигенция не выдерживала Катиного испытания: такими же точно «мужиками» оказывалась, с какими Катя столько лет общалась: с торгашами, шоферами, грузчиками, ворами, рэкетирами… То есть настоящим, неподдельным «дерьмом», по Катиной классификации, оказались наши университетские интеллигенты.
Да, конечно, «дерьмо» и грязь всюду были и есть – никуда от них не денешься, сама знаю; но ведь есть же в нашей жизни и другое, то, чего Катин профанный взгляд не в состоянии увидеть! Как уравновесить эти две стороны жизни? И существовала ли когда-нибудь жизнь без «дерьма»? И возможна ли жизнь без него в принципе? Вот в чем вопрос!
