НОЯБРЬ, ПЕРВОЕ, – бремя ста лет
На всем фаэтоне оставило след,
Налет ветшания, целый букет,
Но в частностях, можно сказать, что нет.
И быть не может – Дьякон сумел
Каждую часть сделать так, как хотел:
Не поломаться – их общий удел.
И колеса так же крепки, как ось,
И пол так же прочен, как спицы колес,
И крыша так же прочна, как низ,
Да и каркас ни на дюйм не провис,
Дуб древоточец нигде не прогрыз;
Рессоры, оглобли, стойки – на бис.
И есть ли сомнения в целом здесь,
Что часом спустя он рассыплется весь?!
Ноябрь, первое; сгоняя сон,
Пастор закладывает фаэтон.
Теперь, мальчишки, с пути – долой!
Выезд! Помчит фаэтон удалой
Овечьешеий, куцый гнедой.
«Н-н-но! – крикнул пастор, – пошел, милóй!»
Готовя воскресную проповедь, он
Дошел до в-пятых и ахнул, сражен,
Дальнейшим – Иисусе – ошеломлен:
Лошадь внезапно встала столбом,
Хоть – рукой подать – молитвенный дом.
Дрожь сначала, тряска потом,
Затем что-то явно – как грянул гром —
И пастор сидит уже на камнях,
В половине десятого на часах, —
Когда Лиссабон превратился в прах!
Что, как вы думаете, застал
Пастор, когда, озираясь, встал?
Кучей трухи фаэтон лежал,
Будто под мельничный жернов попал!
Поймете, конечно – не дураки, —
Как он рассыпался на куски, —
Сразу весь, ничего потом, —
Лопнувшим мыльным пузырем!
Таков чудесного фаэтона финал.
Всё логично. Я всё сказал.
