Он взял с полки том «Тысячи и одной ночи» и начал читать рассказ про горбуна.
«Ну вот видите, – прокричал цирюльник, – он совершенно жив».
Бертон боялся, что его посчитают шпионом или магом: во время паломничества в Мекку он не хотел, чтобы люди видели, как он делает какие-либо записи, даже на арабском. На кожаном ремне, свисавшем с плеча, он носил небольшую книжицу, которая напоминала маленький Коран. Книга имела три отделения: одно для часов и компаса, второе – для денег, третье – для карандашей и пронумерованных полосок бумаги, которые он мог спрятать в ладони. В кармане он держал небольшой револьвер и пачку опиума, которую раскуривал в одиночестве.
Если бы в дороге выяснилось, что Бертон – неверующий, его бы избили палками, забили камнями, вспороли живот и оставили живым умирать в яме под невыносимым пеклом, бросив на поедание шакалами и стервятниками до тех пор, пока от тела не останется ничего.
Однажды, во время фетвы [36] Салмана Рушди, индийский писатель получил по почте один-единственный камень в белом конверте без какой-либо записки. Камень пролежал на его рабочем столе в Нью-Йорке многие годы, пока уборщица по ошибке не выкинула его в мусорное ведро.
Бертон – который также перевел «Кама-Сутру» на английский язык – был отъявленным лжецом.
Кто-то рассказывал, как он убил маленького мальчика-бедуина, когда тот увидел, как он поднимал края робы, чтобы справить нужду в европейском стиле, а не согласно местной практике. По легенде, он зарезал мальчика ножом, чтобы спасти себя от неминуемой гибели.
Бертон утверждал, что это все сказки, предвзятые и необоснованные сплетни, но годы спустя, напившись в стельку в борделе Рио-де-Жанейро, он разболтал друзьям, что однажды убил ребенка и груз этого греха сведет его в могилу.
Ну вот видите, – прокричал цирюльник, – он совершенно жив.
Больше всего Бассаму не нравилось в тюремных побоях то, что людей раздевали догола, забирали одежду и оставляли наедине с чувством стыда от тотальной наготы.
Охранники запирали их в столовой. Вскоре он понял, что не первый удар дубинкой самый болезненный, а второй или третий, когда понимаешь, что он на этом не остановится. На седьмой или восьмой – уже почти привыкаешь. Бассам группировался, прикрывал руками голову, гадая, куда будет следующий удар.
Он просыпался в тюремном лазарете под тонкой простыней.
Только Герцль не принимал участия в побоях. Один раз он прикрыл собой Бассама, чтобы предотвратить удар дубинкой. Другой охранник прижал его к стене, ударил головой и спросил, не нравятся ли ему верблюды. Герцль ответил, что да, ему очень нравятся животные, которые могут без страха плюнуть в лицо своему хозяину.
В время Крестовых походов двенадцатого века христианские воины привязывали голых пленных – евреев, мусульман, турок – на горные скалы и выпускали специально обученных орлов с заточенными когтями.
Орлы расправлялись сначала с печенью, потом с почками и сердцем, заклевывая пленника до смерти.
Приглашались художники, чтобы запечатлеть эту прометейскую сцену углем, бронзой, акварелью.
Годфрид Бульонский, ставший Защитником Гроба Господня, наградил орлов крестами из чистого серебра, которые надели им на шеи. Они взлетели с его одетой в доспех руки – жилистой и царской – и направились к пленнику.
Представьте, как подлетает орел и под ним раскачивается крест.
