– В данном случае не имеет значения сколько. Вы нарушили постановление губернского исполкома. Следствие считает, что ваш проступок привел к обострению политической обстановки в Ачинско-Минусинском районе, к усилению бандитизма на этой территории.
– Извините, товарищ[6] Коновалов, но я ничьих законов не преступал. Скот я получил у местных жителей по доброму согласию.
– Вы хотите сказать, что полуголодные хакасы пригнали вам целое стадо в подарок?
– Не было и стада. Было всего лишь девять баранов, которых я в Сарале купил.
– Купили? На что? Советские деньги местное население здесь не берет! Или вы хотите сказать, что платили царским золотом? Но я в таком случае хотел бы знать, где вы его раздобыли.
– Лично у меня золота никогда не было, товарищ Коновалов. Рассказывают, когда я был маленьким, мне подарили на день рождения пятак серебром. Но я его легкомысленно истратил. Что же касается баранов, то за них я расплатился мукой.
– Тогда не понимаю, чем эти инородцы недовольны? – смутился, а затем искренно удивился Коновалов.
– Берусь объяснить. Покупка состоялась на выезде. Обоз за собой я никогда не вожу. Заплатить мукой я смог только за трех овец. За шесть остальных выдал расписки. Продавцам нужно было взять подводы, предъявить в моем штабе расписки и забрать мешки. Но кто-то хакасов припугнул. Кто-то строго порекомендовал не брать муку, не печь хлеб, а пожаловаться на меня. Причем не в губернский исполком, который издал свой замечательный закон, не моему начальству в губернский штаб ЧОН, а вашему, тоже губернскому, управлению. А поскольку хакасы сплошь неграмотны, то замечательный советчик написал за них письмо и сам же доставил его в ваше управление. Вот как получилось, что абсолютно неграмотные пастухи, живущие где-то горах, очень точно разобрались, в каком советском учреждении суровее наказывают. Если вы, товарищ Коновалов, имеете какую-либо связь с этими жалобщиками, то сообщите им, что муку они могут забрать и после моего отъезда в Красноярск.
Коновалов закашлялся, но продолжил разговор:
– Товарищ Голиков, знаком ли вам красноармеец Мельников?
– Конечно.
– Что вы могли бы о нем сказать?
– Жалко парня. Днем это был исправный боец, а по ночам он крал с веревок белье, вывешенное для просушки: наволочки, простыни, скатерти, мужские рубашки и подштанники, женские лифчики и юбки. Иногда ему подворачивались скатерти. Воровал он во время ночного несения караула. Никого в такое время рядом не было. А когда ко мне пошли жалобы, кстати от русского населения, что какой-то вор оставляет их без исподнего белья, я принял меры. Устроил засаду с приманкой. Мельников попался в момент кражи. Я отправил его под конвоем в Ужур для предания суду.
От автора. То, что сегодня выглядит как нелепость, как хулиганский поступок, на самом деле для кого-то в ту пору становилось прибыльной коммерцией. А для потерпевших большой бедой. В годы Гражданской войны Россия запредельно обнищала. В далекой Хакасии ценностью стали швейная игла, катушка ниток, костяная пуговица, кусок мануфактуры, чтобы наложить заплату на рукав пиджака или на брюки. Все это негде было купить. Только если удавалось обменять на какую-либо еду.
– Вы хорошо рассказываете, – похвалил Голикова следователь. – Красноармеец Мельников находится под следствием. Выяснилось, что он воровал и в других местах. Но в доме предварительного заключения Мельников раскаялся и написал уже нам, что никогда не хотел быть вором. Он родился в честной крестьянской семье. Но его заставил заняться этим промыслом, как сказано в письме, «командир товарищ Голиков».
