– Значит, экдор проректор держит всё это в тайне? Видимо, даже от дочери?
– Да, – подтвердил помощник. – От неё это всё скрывается.
– Любопытно, – сказал Трартесверн. – Причина должна быть существенной.
Кридарт кивнул с согласием:
– Причина должна быть существенной, но вряд ли мы сможем выяснить.
Лаарт поднялся с места:
– Подожди секунду, пожалуйста. Мне нужно сделать кое-что.
Отставив чашечку в сторону, он быстро прошёл в свою комнату, взял в руки сюртук – служебный, достал из кармана оружие – пистолет портативного типа, заряженный пулями-ампулами, вернулся обратно к Кридарту и без предисловий – стремительно – выстрелил ему в шею сильнодействующим снотворным с моментальным эффектом действия.
* * *
Усыпив своего помощника, Трартесверн возвратился в комнату, вернул пистолет на место, взял из сейфа шприц для инъекции, уже содержащий в капсуле хлорид церебротамина – тот шприц, где дозы хватало на минус четыре месяца, и, вернувшись обратно к Кридарту, плеснул на салфетку Hennessy.
– Двух месяцев будет достаточно… – сказал он себе с уверенностью, приступая к той процедуре, что вела к удалению памяти. – Ты, дружище, конечно, прости меня, но владеть такой информацией никому из нас не дозволено.
Выполнив операцию, он выбросил шприц подальше, смешав его с прочим мусором в кухонном накопителе, после этого выпил кофе и перетащил помощника на диван, в гостиную комнату. Следом он активировал файл на экдора проректора и уничтожил данные – все те, что касались Вероны и ДНК-анализа.
– Вот и всё, – сказал он. – Порядок. Равновесие восстановлено. Никто ничего не помнит, никто ничего не знает и каждый из нас получит то, что ему причитается…
Джошуа после ужина, счастливый в меру возможного, вышел с Вероной на улицу, где предложил, не раздумывая: «Пройдёмте пешком до Аби? Здесь минут семь, приблизительно», – и, получив согласие, предложил ей взять его под руку. Первые два квартала были пройдены ими в молчании, после чего астролог внезапно остановился, развернул её, взял за волосы, оттянул назад её голову и впился ей в рот губами, за что через три секунды сперва получил пощёчину, после чего – угрозу:
– Не смейте ко мне прикасаться, иначе вы пожалеете! Вам придётся покинуть Коаскиерс!
– Нет! – возразил он. – Послушай!
Верона, сказав: «Отстаньте!» – отступила назад – разгневанная, и повернувшись резко, бросилась прочь – так быстро и – больше того – неожиданно, что Джошуа – растерявшийся – потерял секунд пять, наверное, пока наконец не кинулся – не бросился догонять её. Догнав её – запыхавшуюся, он крикнул: «Я остаюсь здесь! Я остаюсь, понятно?! Раз тебе так этого хочется!» – после чего развернулся и побежал обратно – ещё быстрей, чем до этого – не вдоль тротуара – обратно, а через широкую улицу.
– Дурак… – прошептала Верона, глядя, как он удаляется, – дурак… На что он рассчитывал?
В номере, на кровати, Лээст раздел Режину – снял с неё шаль и кофту, после этого – джинсы со стрингами, затем он снял с себя свитер, расстегнул на рубашке пуговицы – молча, сосредоточенно, разомкнул свой ремень на джинсах, стянул их, отбросил в сторону и обнажился полностью.
– Малышка, – сказал он тихо, уже перед тем, как войти в неё, – ты больше не пьёшь и не куришь. Я хочу, чтобы ты забеременела… чтобы ты родила мне мальчика…
В следующую секунду он уже не думал о будущем, он уже не думал о прошлом, он вбирал в себя настоящее – любя её – страстно – неистово – даруя ей наслаждение на пределе своих способностей – за пределом всего человеческого, чего не случалось ранее, во время их жизни в Лондоне.
