Я посетовал, что добраться в район Ипподрома в выходные – тоже дело не из быстрых.
– А у вас тут цветок застрял, – Николай тонкими пальцами извлек у меня из-за шиворота пластмассовую розу.
Не задумываясь, я сунул ее в куртку:
– Это из венка, наверное.
– Нехорошо с кладбища ничего брать, – предупредила с одиночного сиденья рядом с нами старушка в берете.
Я вытащил розу, покрутил ее в руке и, не придумав лучшего, спрятал обратно в карман.
– Мне тут еще кое-кого посоветовали. Женщина в нашем районе, – сообщил Точкин доверительным шепотом. – На любовных делах специализируется. Эротические кошмары как раз по ее части будут.
Я промолчал в ответ.
Везде на улицах были огромные разноцветные снежинки и золотые шары. На кольце Октябрьской площади автобус объехал по кругу главную городскую ель: искусственную, в виде нисколько не похожего на настоящую елку конуса. Фонарные столбы на мосту через один были украшены одинаковыми фигурами гигантских снегирей из гирлянд, лампочки зажигались по вечерам.
На «Маяке» на Завеличье мы вдвоем вышли из автобуса.
– Вы, наверное, с институтской компанией отмечать будете?
– У нас почти все иногородние: дома будут отмечать, – ответил я на ходу и вспомнил парну́ю из своего недавнего кошмара.
– А я у Андрея Любимова обычно встречаю, но они в круиз новогодний по Балтийскому морю уплыли: Таллинн – Стокгольм. Татьяна, супруга его, уговорила. Так что я один совсем остаюсь.
Я испугался того, в каком направлении движется разговор:
– Ко мне одногруппница в гости придет.
Точкин понимающе кивнул.
Попрощались мы, когда перешли Рижский проспект, у дверей магазина «Дикси».
– С наступающим! Удачи вам!
Я пожелал ему того же и помахал рукой.
Толкучка в продуктовом добила меня окончательно. Когда я ввалился домой с бутылкой шампанского, то сразу плюхнулся на обувную тумбу в прихожей. Даже дойти до кухни и выпить воды не было сил.
Я стянул с себя потную одежду, немного отдышался и взялся зубрить Эхта. Одну лекцию по естествознанию я пропустил, когда ходил в собес, и взял у Оли отксерить. Теперь, когда я вытащил копии из прозрачного файлика, то с удивлением обнаружил, что кроме тетрадной клетки и «серого шума» ксерокса на листах ничего нет. С небольшой досадой я оставил непомеченными четыре вопроса в списке и стал повторять пройденное, а потом взялся за православную культуру.
На своих колесиках стол перестал ездить еще в общаге. В девять вечера я вытаскиваю его волоком на середину комнаты и нахожу в кладовке поглаженную тетей Зиной после поминок скатерть.
На улице уже вовсю свистят ракеты и грохочут петарды. В телевизоре, как обычно в Новый год, советская классика.
Он окружен людской молвой,
Он не игрушка – он живой!
В его руках от счастья ключ,
И потому он так везуч,
Все песенки о нем поют,
Скажите, как его зовут?..
…Звенит январская вьюга
И ливни хлещут упруго.
– Отвечает невпопад на мальчишеский вопрос Нина Бродская. За окном и правда дождит.
Ровно в 22:00, будто ждала перед подъездом и отсчитывала секунды по своим золотым часикам, Оля звонит в домофон. Под пальто у нее блестящее платье на бретельках. Тут же, в прихожей, худенькие плечи покрываются мурашками, хотя топят у нас жарко, по-зимнему.
– Тапок не надо, – отмахивается гостья.
Она приехала в туфлях. На высоких шпильках перед дверью Оля стоит почти вровень со мной. Вместо обычного хвостика на голове у нее вечерняя прическа. Волосы, кажется, стали темней на пару тонов.
