– Я не прошу простить. Я прошу выбрать. Пока ещё можно.
Она исчезла.
Осталась тень.
И Лирхт, тяжело выдохнув, повернулся к Паулин.
– Если ты думаешь, что это было просто «прощай»… – он покачал головой. – Это был ход.
Он подошёл ближе. Очень близко.
– В следующий раз – она не придёт. Придут другие. И не с просьбой.
Паулин молчала.
– Так что думай, девочка. Но быстро. Пока ты ещё здесь. Пока ты ещё ты.
Он ушёл.
А она осталась. В пустой комнате. С пеплом на подоконнике. И с тенью руки, которую не взяла.
ГЛАВА 41. Совет без света
Помещение не имело окон. Ни гербов. Ни даже дверей – только прямоугольная щель, закрытая изнутри. Это было не место. Это была функция. Комната, где происходят решения, за которые никто не несёт имён.
На центральной панели – резной круг из чёрного камня. В нём сидели четверо.
Лирхт.
Готье.
Нэйл – глава боевого сектора.
Ута – старшая по дипломатическим обходам, специалист по законам крови.
– Она пришла, – первым сказал Лирхт. – В тело, не в сны. Нарушила собственные клятвы. Значит, готова сжечь мост.
– А Паулин? – уточнила Ута, едва заметно выдвинув тонкие пальцы вперёд. – Приняла зов?
– Нет, – ответил Готье. – Но дрогнула.
– Достаточно, – бросил Лирхт.
Он не двигался. Только взгляд – как вес сталка на затылке.
– Шион нарушила три положения: ввод в закрытое поместье, ритуальное вмешательство без согласия, касание объекта под моим надзором. Этого хватит, чтобы обвинить её в измене кодексу родов.
Нэйл усмехнулся.
– Давно пора. Бернсайды давно играют не по нашим правилам. Только щёлкают замки и строят свои союзы в тени.
– А теперь они сорвались, – сказал Готье. – Потому что проигрывают. Потому что Ленц – у нас. Потому что Паулин – наша.
– Пока ещё нет, – напомнила Ута. – Юридически она не присягнула. А дом Ленц формально не имеет главы.
– Что и делает его уязвимым, – добавил Лирхт. – Завтра на Совете родов мы предложим временное опекунство от Альвескардов. До восстановления порядка.
– Шион попытается опротестовать, – заметил Нэйл. – Или сбежит.
– Пусть пробует. У нас есть запись всплеска. Есть свидетели. Есть распад контроля в самом доме. И, – Лирхт посмотрел в тень, где кто-то шевельнулся, – есть письмо от старших по линии Ленц. Они отреклись от участия.
– Нам нужен символ, – сказала Ута. – Жест. Чтобы остальные поняли: мы не просим, мы берём.
Лирхт кивнул.
– Тогда ударим по Бернсайдам. Одновременно. Не открытая война. Пока – «внутреннее расследование». Маски. Чистка. Снятие охраны. Давление. Пусть задыхаются.
– Когда? – спросил Нэйл.
– Когда Паулин скажет "да". Или когда откажется. В любом случае – начнём.
Пауза. Все переглянулись. Было тихо. Даже дыхание стало глуше.
Лирхт встал.
– Совет завершён.
Они не поклонились. Не попрощались.
Вышли – один за другим. В порядке, заученном ещё до слов.
А в центре остался круг. Каменный. Тёмный.
И в его сердцевине – медленно вспыхнул знак. Красный. Герб Ленц.
Деревня называлась Тальберштайн. Никто не знал, откуда пошло имя. Одни говорили – от фамилии аптекаря. Другие – от старого водяного камня в реке. Но все знали: эта земля – Бернсайдская. Пусть и не по флагу, но по договорам, по вере, по крови.
Именно поэтому пришли они.
Без гербов. В сером. С запечатанными кольцами на пальцах. Говорить им было запрещено. Спрашивать – бессмысленно.
Всё произошло в ночь, когда ветер дул с равнин.
Первым подожгли дом старосты. Без шума. Ткань, пропитанная смолой, – в чердак. Затем – мельницу. Затем – школу.
