– После того, как ваши люди выжгли семь домов? После ребёнка с моим гербом на щеке? – Она сделала шаг вперёд. – Это не предложение. Это приговор.
Он чуть склонил голову. Ни тени раскаяния.
– Это – последствия. Ты ведь знаешь, что бывает, когда кто-то тянет с решением.
– Ты не оставляешь мне выхода.
– Я не обязан.
Пауза.
– Тогда зачем вся эта игра? – спросила она. – Зачем маски, намёки, жесты? Почему не сказать прямо – «стань нашей», «принадлежишь нам», «положи себя на камень»?
Лирхт подошёл ближе. Очень близко. Слишком.
– Потому что ты всё равно придёшь. И лучше, если сама.
Он прошёл мимо неё, даже не дотронувшись. Но воздух – стал тяжелее. Как будто что-то всё-таки прикоснулось.
Она осталась стоять.
И вдруг впервые поняла: не в том дело, что у неё отняли выбор.
А в том, что она начала бояться выбрать сама.
ГЛАВА 46. Зал, которого нет
Лирхт уехал.
Причину не назвали. Просто сообщили: он отбыл. Ненадолго. По делу.
В поместье стало тише. Но не легче.
Паулин не спала.
Слуги не подходили. Даже Готье исчез – будто чувствовал, что сегодня к ней лучше не приближаться.
Она шла по коридорам. Наугад.
Лестница. Вниз. Потом снова. Один поворот. Другой.
Пол – тёплый. Воздух – пыльный.
Камень становился старше. Как будто сама архитектура отходила от привычной геометрии.
Она не знала, куда шла. Но ноги знали.
И вдруг – дверь.
Не роскошная. Не массивная.
Дерево, обожжённое по краям. Без ручки. Без замка.
Только узор – спираль, уходящая внутрь.
Она дотронулась.
И дверь впустила её.
Внутри – не было света. Но было видно.
Зал тянулся вглубь, как пещера, но стены были гладкие.
Пахло магией. Старой. Как пепел из кости.
Каждый шаг отзывался гулом в груди. Не в ушах – в крови.
И чем дальше она шла, тем яснее понимала:
Я здесь уже была.
В центре – круг.
Она ступила внутрь.
И в этот момент её накрыло.
Тело сжалось. В груди – пустота. В голове – звон.
Потом вспышки.
– Не бойся.
– Это просто ритуал.
– Ты знаешь, каково это – помнить больше, чем положено живым?
Фразы. Обрывки.
Лирхт – другой. Готье – совсем молодой. Символы. Знаки. Огонь.
Шион – рядом. Совсем другая. Сильная, стройная, с лицом, на котором ещё не застыло напряжение и усталость.
– Зачем ты вообще превратил её в бабку? – мелькнуло внутри. – Такой был материал, и так сдать в архив?
Она – в центре. Только не в этом теле. Не в этой жизни.
И всё это – не впервые.
– Паулин, – раздалось сзади. – Паулин, Паулин, Паулин.
Она обернулась.
Там стояла девочка лет десяти.
В белоснежном платье с рюшами и лентами.
Золотые кудри струились до пояса. Глаза – карие, глубокие, слишком понимающие.
На шее – миниатюрный медальон в виде солнца, обугленный на краях.
Она улыбнулась. Прекрасно. Безупречно.
– Наконец-то мы встретились снова.
Голос – кристальный. Звонкий. Но в нём – что-то неправильное.
Как будто слова знали, что она вспомнит.
Паулин не ответила.
Она помнила. Всё. Целиком. Сразу.
Как удар. Как ясность. Как смерть.
Симба склонила голову набок.
– Молчишь? Ну и правильно. Не всё ещё можно назвать. А то сломаются стены.
Паулин пошатнулась. В глазах потемнело.
– Тихо, тихо, – прошептала Симба. – Ты вернулась. Это главное.
И всё исчезло.
Она очнулась в полумраке.
Голова – тяжёлая. Воздух – влажный.
Рядом – Готье. Склонён. Лицо – встревожено.
– Ты… ты как оказалась здесь? – выдохнул он. – Этот зал… Паулин, он не для…
Она села, не опираясь. Смотрела на него снизу вверх, спокойно.
– Удивительно, правда? Я всё ещё умею ходить. Даже без разрешения.
