Жители не сопротивлялись. Они не поняли. Они думали – это ошибка. Что кто-то всё ещё перепутает список. Что завтра это забудется, как страшный сон.
Но пламя не забывает.
По коридорам бежали дети. Женщины кричали. Кто-то рвал документы. Кто-то молился. Один старик сел на крыльцо – с книгой в руках. Он не встал даже когда пламя лизнуло его ноги.
Солдаты прошли через улицы, как ветер. Как стая. Ни одного убийства. Только огонь. Только клеймо.
Утром всё, что осталось – пепел.
Кроме одного дома.
Дом на краю. Там выжила девочка. Семь лет. Рыжая. Со шрамом от ветрянки. Её нашли среди мокрой земли. Она сидела, держа на коленях куклу.
На щеке – выжженный знак. Ленц.
Солдаты ушли, не тронув её. Приказ был ясен: оставить символ. Чтобы знали.
Через день слухи разошлись по тридцати поселениям.
Через три – по дворцам.
Через неделю – на Совете не осталось тех, кто не понял: Бернсайд падает. Не вопрос – когда. Вопрос – сколько выживет при падении.
Шион получила известие утром.
Почтовый гонец не знал, что несёт. Печать была чёрной. Бернсайдской. Но бумага – не их. Письмо – короткое. Подпись – отсутствует.
«Семь домов. Один знак. Мы ещё не начали.»
Она перечитала трижды. Потом открыла второе – от личного агента в Тальберштайне. Тот, кто должен был следить за сбором налогов и отчётом по землям. Вместо отчёта – сухая справка:
Погибли: 32 Без кровопролития.
Сожжено: 11 строений.
Осталась в живых: девочка.
На щеке – знак рода Ленц.
Шион сидела у окна. Ткани на ней не двигались. Лицо – стеклянное.
В комнате было светло.
Пахло лавандой.
Горела свеча.
Всё было – правильно.
Только воздух стал тяжёлым.
И ей вдруг захотелось задохнуться.
Они сделали это.
Не для победы.
А для демонстрации.
Она не заплакала.
Только сжала пальцы на подлокотнике кресла.
Доска под ногами треснула.
– Ты знаешь, что произошло вчера? – голос Готье был лёгким, как у человека, который только что вышел из тёплой ванны.
Паулин оторвала взгляд от пустой чашки. За окном шёл дождь. Или это просто скатывалось с внутренней стороны стекла. Она не сразу поняла.
– Нет.
– Под Тальберштайном – деревня на старых землях Бернсайдов – сгорела. Семь домов. Без сопротивления. Ни одного убитого от руки. Только огонь.
Он сделал паузу.
– Кроме одной девочки. Её пощадили. На её лице осталась метка. Знак твоего рода.
Паулин ничего не ответила. Только медленно подняла голову.
– Ты думаешь, это случайность? – продолжил он. – Или, может, жест? Или просто… ошибка?
Он подошёл ближе.
– Это было сообщение. От нас – тебе. От рода – роду.
Паулин смотрела на него.
– Почему ты говоришь мне это? – спросила она. Тихо.
– Потому что ты всё ещё думаешь, что у тебя есть выбор. А мы уже сделали его за тебя.
Он ушёл.
В комнате осталось пусто.
Паулин осталась сидеть.
Рядом с чашкой – ни бумаги, ни знаков. Только воздух. Только тишина. Но внутри – будто кто-то уже выжег на ней ответ.
ГЛАВА 45. Без права слова
Она не шла – летела. Сквозь коридоры, как сквозняк в запертой башне. Никто не пытался её остановить. Или не посмел.
Лирхт был там, где всегда – в тишине. Один. Как будто всё знал заранее.
Она остановилась у входа. Ни поклона. Ни разрешения. Только взгляд – прямой. Жесткий. Ранящий.
– Ты называешь это выбором? – спросила она. Голос был ровный. Но внутри – трещина.
Лирхт посмотрел на неё, как на что-то очень далёкое.
– Я даю тебе возможность сказать «да».
