И почему у него впервые за долгое время появилось ощущение, что он кого-то упустил.
Совет закончился без формальностей. Никто не хлопал, никто не провожал. Люди расходились быстро, с опущенными глазами и молча. Даже те, кто ещё час назад пытался укусить, теперь ждали, пока Шион уйдёт первой – и только после этого осмеливались пошевелиться.
Она же не торопилась. Прошла мимо Лирхт, скользнув по нему взглядом. Не с вызовом. С насмешкой. Как будто между ними была шутка, которую знал только один из них – и это был не он.
Когда её шаги стихли за дверью, Лирхт медленно выдохнул. Тихо. Почти бесшумно.
Он не повернулся ни к одному из советников, ни к посланникам. Просто вышел. В одиночестве.
И в каждом его шаге теперь звучал вопрос, на который он не мог найти ответа: если Шион снова в игре – то кто разложил фигуры на доске?
Лирхт вернулся в свои покои поздно. Он не зажигал свет, не звал слуг. Просто сел в кресло, снял перчатки и уставился в пустоту.
Дверь отворилась так тихо, что это не было вторжением. Это было – как если бы тень решила проявиться. Паулин вошла без стука, как хозяйка, как человек, которому уже не нужно приглашение.
– Как дела? – спросила она.
Он не сразу ответил. Только повернул голову, с лёгкой, почти ленивой гримасой.
– Прекрасно. Совет прошёл великолепно. Шион встала из пепла. Райнильд облизывают свои когти. Осталось только приписать всё к чуду.
– Или к хорошей работе, – подала голос Паулин. Тон ровный. Почти ласковый. Почти.
– Ты знала? – Лирхт смотрел прямо на неё.
Она улыбнулась. Беззлобно. Но слишком уверенно.
– Я читаю повестки. Иногда между строк.
– Ты наслаждаешься этим, – тихо сказал он.
А разве не для этого мы играем? – Паулин прошлась к столику, взяла кувшин, налила себе воды. Плавно, молча. – Кстати, когда мне, по твоему мнению, стоит признаться в полномочиях Альвескардов на дом Ленц? Или подождать, пока мне выпишут справку?
Он резко поднялся.
– Это не смешно.
– Ещё как смешно, – бросила она. – Особенно если вспомнить, как ты любишь контроль. А теперь представь, что всё идёт не по твоим правилам. Ужасно, да?
Он смотрел на неё. Глухо. Слишком долго.
– Я знаю, ты во что-то втянулась.
– Возможно. – Она сделала глоток. Встала. Подошла ближе. – А возможно, это просто я. Та, которую ты просчитался и забыл.
Он молчал.
– Спокойной ночи, Лирхт, – сказала она и вышла.
Без звука. Без пафоса. Как ход фигуры, который уже сделан – и поздно отменять.
После Совета Лирхт не вернулся в покои. Он спустился в нижний зал – старый сектор, где ещё хранились реликты ритуальной документации и архивные магические записи. Готье не шел за ним, но знал, куда он направляется.
На стол были выложены фолианты, закрытые свитки, таблички в оправах из мертвого серебра. Он перелистывал страницы быстро, но руки дрожали почти незаметно. И не от усталости.
– Шион была под комплексом двойного уровня. Мы сами его создавали. Он не мог быть снят без разрушения магического следа, – сказал Валль, когда его вызвали. – Даже если кто-то нашёл ключ – мы бы это почувствовали. Магия отреагировала бы.
– Но не отреагировала, – глухо произнёс Лирхт. – Потому что она не была разрушена.
Она была… переписана.
Это невозможно.
– Тогда объясни.
Теург молчал. Впервые. На лице была не растерянность. Почти страх.
– Кто это мог сделать?
– Никто из нас.
– Не из нас. Из них.
Молчание.
