Aurental. Volumen I: Saeculum dolore, saeculum natum - страница 37
Лирхт посмотрел на свои руки. На костяшках – бледная пыль от свитка. Он медленно провёл пальцем по краю одной из страниц.
– Узнай, кто касался её до нас. Кто был с ней один. Кто знал, где она спит. Кто мог… вспомнить старое имя.
Валль кивнул и вышел. Остался только тишина архива и дрожание пламени.
А Лирхт впервые почувствовал: возможно, всё началось не с Паулин. И не с Шион. А с чего-то – гораздо старше.
ГЛАВА 51. Шум
Но Совет был не последним. Спустя трое суток созвали новый. Неофициальный. Формально – "стратегическая сессия по координации внутридворовых позиций". По факту – попытка Альвескардов продавить своё.
Шион была там. Райнильд – сдёрнуты, но цепкие. Даже нейтралы отправили представителей.
Лирхт начал первым.
– Мы действовали в интересах стабильности. Наша структура выдержала, когда остальные трещали. Если не закрепим право опеки над домом Ленц – расползётся всё.
Это называется оккупация, – бросила кто-то с галереи. – Даже если вы называете это протекторатом.
– Паулин – одна из нас, – спокойно продолжил Лирхт, не глядя на оппонента. – Это очевидно. Она жила с нами. Воспитывалась. Поддерживала наш порядок.
– Ты уверен, что ты знаешь, кого ты приютил? – тихо спросила Шион. – Или ты просто надеешься, что она ещё та, кем ты её слепил?
– Довольно, – сдержанно бросил Лирхт. – Паулин – залог мира. Если вы продолжите атаковать – она станет границей. С нашей стороны.
Гул. Переговоры.
И тогда дверь открылась.
Паулин вошла. В сером. Без герба. Без голоса сопровождения.
– Извините. Разговор был о доме Ленц?
Лирхт напрягся.
– Ты не должна быть здесь.
– Я слышала похожее. Но всё равно – пришла. Это ведь стало модным, правда?
Кто-то хихикнул. Кто-то вскочил. Райнильд начали шептаться.
Паулин прошла к центру.
Один из представителей Райнильд – сутулый мужчина с тяжёлым голосом и кольцом рода, которое казалось больше его пальца – не сдержался:
– Что эта… особа тут делает? Совет – не место для девичьих выходок.
Она остановилась. Не сразу. Словно подумала, стоит ли вообще отвечать.
– Ваш рот, – сказала Паулин, – слишком охотно отпускает звуки, за которые голова обычно платит.
Она подняла руку. Со стола ближайшего делегата взлетел бокал с водой – без крика, без жеста. Просто – взлетел. И в следующее мгновение ударил мужчину в висок.
Тот осел в кресле, сбитый, как изрубленный аргумент.
– Теперь тише, – сказала она. – Я говорю.
Вы обсуждаете мои границы. Мою фамилию. Мой выбор. Может, я скажу?
– Ты с нами или нет? – голос Лирхт стал железом. – Сейчас.
Паулин прищурилась. Улыбнулась. Слишком медленно.
– А ты уверен, что хочешь знать? Что сделаешь, если ответ – не тот?
Он не ответил.
Она повернулась ко всем.
– Пока вы делите, я собираю. Не флаги. Не союзников. Значения. И поверьте – они важнее, чем ваше оружие.
Она поклонилась. Не как подчинённая. Как королева.
Но перед тем как уйти, она остановилась рядом с Шион. Молча.
Шион подняла взгляд, и в нём было всё: страх, ожидание, преданность, обида.
Паулин медленно подняла руку. Провела по щеке. Затем – ногтем. Не глубоко. Просто чтобы выступила тонкая капля крови.
Шион не отстранилась. Только чуть вздрогнула.
Паулин наклонилась. Медленно. И провела языком по коже, собирая кровь.
– Теперь ты помнишь, кто решает, – прошептала она. – Я не пугало. И не герб. Я – конец их алфавита.
Шион застонала. Не от боли. От возбуждения – рефлекторного, телесного, как будто тело вспомнило больше, чем разум готов был признать. Это не был звук покорности – это был отклик. Прежний. Инстинктивный. Необратимый.