– Готовым к чему, отче? – настороженно спросил Тихон, который, хоть и чувствовал себя немного смелее после чудесной воды, всё же по привычке опасался всего нового и неизвестного.
– Готовым увидеть и себя, и мир этот Божий по-новому, – продолжал Водитель, и голос его звучал теперь особенно проникновенно. – Готовым сбросить с себя ветхие одежды своих прежних заблуждений и страстей, отпустить всё то, что мешает душе видеть истинный, невечерний Свет. Путь этот не всегда лёгок, ибо враг рода человеческого не дремлет и всячески старается удержать душу в своём плену. Но с Божьей помощью всё возможно для того, кто верует и не сомневается.
Вскоре пейзаж за окном начал заметно меняться. Серая, потрескавшаяся земля, напоминавшая о бесплодности греха, постепенно сменилась более каменистой почвой. Появились большие, замшелые валуны, словно древние стражи, хранящие какие-то неведомые тайны. И сама местность стала холмистой, гористой, словно земля здесь вздымалась к небу в молчаливом порыве, в стремлении к чему-то высшему.
Автобус остановился у подножия одного из таких каменистых, почти отвесных холмов. На самой его вершине, выделяясь на фоне уже совсем близкого сиренево-золотого неба, лежал огромный, почти идеально круглый камень, напоминавший голову спящего былинного богатыря или, может быть, древний алтарь, воздвигнутый неведомыми подвижниками.
– Ещё одна небольшая остановка, странники Божии, – объявил Водитель, и в голосе его слышались нотки какой-то особой значимости. – Здесь есть тот, кто может дать вам весьма полезный и душеспасительный совет, если только вы сумеете его услышать не ушами телесными, но сердцем своим сокрушённым и смиренным.
Пассажиры с нескрываемым недоумением вышли из автобуса. Вокруг были только камни, поросшие сухой, колючей травой, да ветер, заунывно гудевший в расщелинах. Никаких признаков живых существ, способных дать совет.
– Кто же здесь, в этой пустыне, может нам что-то посоветовать, добрый человек? – с удивлением спросил поэт Валентин, зябко кутаясь в свой старенький плащ и с опаской оглядываясь по сторонам. – Может, здесь, в какой-нибудь пещере, обитает какой-нибудь святой отшельник, неведомый миру?
Водитель с мягкой улыбкой указал на тот самый огромный камень, венчавший вершину холма.
– Он. Старый Мудрый Камень. Он лежит здесь многие века, а может, и тысячелетия. Он видел зарождение и гибель целых миров. Он слышал молитвы святых и проклятия грешников. Он знает о человеческой душе больше, чем все книги, написанные в вашем Городе, да и во всём мире.
Пассажиры растерянно переглянулись. Филипп Филиппович даже незаметно покрутил пальцем у виска, думая, что Водитель этого не видит. «Говорящий камень? – прошептал он на ухо Анне, стоявшей рядом. – Это уже, знаете ли, переходит всякие границы разумного! Похоже, наш уважаемый Водитель не только эксцентричен, но и, простите за выражение, несколько… не в себе».
Анна, однако, уже не была так категорична в своих суждениях. После чудесной воды из родника, после тех необъяснимых перемен, которые она ощутила в своей собственной душе, она начала смутно догадываться, что в этом удивительном путешествии возможно всё, даже самое невероятное. И что законы этого нового мира сильно отличаются от привычных законов их серой, безблагодатной жизни.
– А как же… как же с ним поговорить, с этим Камнем? – с детским любопытством, смешанным с благоговейным трепетом, спросил Алёша, не отрывая восхищённого взгляда от величественного валуна. Камень и вправду был похож на гигантскую, покрытую морщинами веков голову мудрого старца, и казалось, что он вот-вот откроет свои невидимые глаза и посмотрит на них долгим, всепроникающим взглядом.
