– Нужно просто спросить, дитя моё, – снова улыбнулся Водитель, и в его улыбке было столько любви и терпения. – Но спрашивать нужно не из праздного любопытства, а с искренним желанием получить ответ, с сокрушением сердечным о своих грехах и немощах. Спрашивать нужно сердцем, а не одним только холодным и гордым умом. И быть готовым услышать ответ, даже если он будет для вас неожиданным или даже немного горьким, как лекарство, которое исцеляет, но не всегда приятно на вкус.
Несколько мгновений все молча стояли у подножия холма, не решаясь приблизиться к загадочному Камню. Первым, как и прежде, преодолел свою робость Алёша. Он медленно, шаг за шагом, начал подниматься по крутой, каменистой тропинке, и сердце его стучало так громко, что, казалось, его слышат все вокруг. Вот он подошёл к самому Камню. Валун был тёплым на ощупь, словно согретым лучами того невидимого, но уже так явственно ощущаемого солнца, которое вот-вот должно было воссиять из-за сиреневой завесы.
– Уважаемый… отче Камень, – едва слышно пролепетал Алёша, чувствуя, как у него пересохло во рту от волнения. – Мы… мы идём к Свету, к лучшей жизни. Скажите нам, пожалуйста, что нам нужно знать? Что нам нужно сделать, чтобы дойти, чтобы не сбиться с пути и не погибнуть в этой пустыне?
Он замолчал и, затаив дыхание, прислушался. В ответ была лишь глубокая, почти оглушающая тишина. Только ветер продолжал свой монотонный, заунывный напев, шелестя сухой травой и завывая в каменных расщелинах.
– Ну вот, я так и знал! – злорадно хмыкнул Игнат, оставшийся стоять внизу, у автобуса. – Камни не разговаривают! Это всё выдумки и бабьи сказки! Зря только время теряем.
Но Алёша не сдавался. Он вспомнил слова Водителя: «Спрашивать нужно сердцем». Он закрыл глаза, попытался отрешиться от всех посторонних мыслей, от всех страхов и сомнений, и всем своим существом, всей своей маленькой, но такой горячей душой, устремился к этому Камню, к этому молчаливому свидетелю вечности. Он представил себе тот далёкий, но такой желанный Свет, к которому они шли, и своё отчаянное, почти молитвенное желание достичь его.
И вдруг, в этой звенящей тишине, он услышал… нет, не голос, который можно было бы различить ушами. Скорее, это была мысль, ясная, отчётливая, всеобъемлющая, которая родилась в самой глубине его собственного сознания, но пришла как будто бы извне, от этого древнего, мудрого Камня.
«Дитя малое, но сердцем чистое, – прозвучало в нём. – Путь к Свету Невечернему всегда лежит через самого себя, через покаяние и смирение. Отпусти тени греховные, что носишь в душе своей, как тяжкий груз, – гордыню, уныние, неверие, обиды. Очисти сердце своё слезами покаянными, и тогда Свет Божий сам найдёт к тебе дорогу, сам осветит твой путь, как солнце освещает землю после долгой, тёмной ночи».
Алёша открыл глаза, поражённый до глубины души. Это было так просто, так ясно и так… по-настоящему! Он посмотрел на свои руки, на свою серую, пыльную одежду, которая всё ещё хранила на себе запах Города Тусклых Фонарей. Какие тени он носит в себе? Может быть, тот застарелый страх перед насмешками, который так часто заставлял его прятаться в свою скорлупу? Или ту привычку к унынию, которая, как ржавчина, разъедала его детскую душу?
Он спустился с холма, и лицо его светилось каким-то новым, внутренним светом. Он рассказал остальным о том, что «услышал» от Мудрого Камня. Некоторые, особенно Филипп Филиппович, отнеслись к его рассказу с явным скептицизмом, бормоча что-то о «разгулявшемся воображении» и «влиянии разреженного воздуха».
