»
Алёша почувствовал, как ледяные, костлявые пальцы сомнения сжимают его сердце. А вдруг… а вдруг эта страшная Тень права? Вдруг всё это долгое, изнурительное путешествие – лишь глупая, бессмысленная затея, и никакого Света на самом деле нет? Ему отчаянно захотелось достать из кармана своё верное стёклышко, прижаться к нему, как к единственному другу, спрятаться за ним от этого ужасного, всепроникающего шёпота.
Но тут он вспомнил слова Мудрого Камня: «Отпусти тени греховные, что носишь в душе своей… Очисти сердце своё…». И он вспомнил ту несказанную чистоту и сладость воды из родника. И тёплую, вселяющую надежду улыбку Водителя. И ту благодать, что коснулась его души на вершине холма.
«Нет! – вдруг крикнул он так громко и так решительно, что сам удивился своей внезапной смелости. – Ты лжёшь, проклятая! Свет есть! Он настоящий! Я его почти вижу! И Бог нам в помощь!» Он быстро перекрестился.
И как только он это сказал, как только осенил себя крестным знамением, Тень словно поёжилась, отшатнулась и стала менее плотной, менее материальной.
Водитель положил свою тёплую, сильную руку Алёше на плечо.
«Молодец, мальчик. Добрый ответ дал ты искусителю. Сомнение – это тоже тень, которую враг посылает в наши души. Её можно прогнать только крепкой верой, молитвой и светом своего сердца, обращённого к Богу».
Он обвёл своим ясным, проницательным взглядом остальных пассажиров.
«Не слушайте её, друзья мои. Не поддавайтесь её лукавым речам. Это Тень Сомнения, Тень Прошлого, тень того мира, который вы покинули. Она всегда приходит тогда, когда мы приближаемся к чему-то важному, светлому, святому. Она боится, что мы вырвемся из её плена навсегда. Но сила её – только в нашем страхе, в нашем маловерии, в нашей нерешимости. Оградите себя крестным знамением, призовите на помощь Господа, и она отступит».
Филипп Филиппович, который поначалу, чего греха таить, с некоторым научным интересом прислушивался к «логичным», как ему показалось, доводам Тени, вдруг почувствовал себя крайне неуютно. Холод, исходивший от неё, был слишком реальным, слишком ощутимым, и он живо напомнил ему промозглые, тоскливые вечера в его пустой, холостяцкой квартире в Городе Тусклых Фонарей.
«Знаете ли, – сказал он, неожиданно для самого себя и для всех остальных, и голос его прозвучал на удивление твёрдо, – а я, пожалуй, всё-таки склонен верить нашему уважаемому Водителю и этому юноше больше, чем этой… этой бесплотной субстанции. В её словах слишком много мрака и безнадёжности. А безнадёжность, как известно, это… это совершенно неконструктивно и даже, я бы сказал, греховно». Он тоже неумело, но старательно перекрестился.
Тень зашипела, как рассерженная гадюка, и попыталась окутать автобус своим смрадным, холодным покрывалом. Но тёплый, благодатный свет, исходивший изнутри автобуса, свет веры и надежды его пассажиров, не давал ей приблизиться. А когда несколько человек, воодушевлённые примером Алёши и Филиппа Филипповича, тоже твёрдо, хоть и с дрожью в голосе, сказали «Аминь!» и «Отойди от нас, сатана!» этой ползучей, омерзительной тьме, Тень Сомнения начала таять, истончаться, как утренний туман под лучами восходящего солнца, и наконец совсем исчезла, словно её никогда и не было. Только лёгкий, тошнотворный запах серы и уныния ещё некоторое время витал в воздухе, напоминая о только что пережитом искушении.
