– А всё-таки, зачем? – спросил я, поворачиваясь к Лоринтару. – Я понимаю гром, молнии, они бы отвлекли орков, испугали. Но зачем поджигать равнину? Я так и не понял.
Он наконец отложил клинок, вздохнул, и на мгновение посмотрел прямо мне в глаза. Голос его был твёрд, но не раздражён. Просто объясняющий, как учитель ученику.
– У орков отличное обоняние. Но вот слух у них хуже. Особенно на ветру. Мы подошли ближе не потому, что были тихими, а потому, что они не чувствовали нашего запаха за дымом. Это был единственный способ подойти вплотную. Огонь не для устрашения, а для маскировки.
Я кивнул. Да, всё становилось на свои места. Простая, но гениальная логика. Подобраться к хищнику, затмив его основное чувство, вот в чём была суть. Но всё же, в глубине меня что-то оставалось неуютным. Не от плана, не от Лоринтара, а от того, как легко он шёл на край. Ради победы.
Огонь потрескивал, бросая пляшущие тени на лица. А дождь над нами всё ещё шелестел по листве, как далекий шёпот забытых богов.
Гаррик сидел у костра, лицо его было залито тусклым отблеском пламени. Он смотрел в огонь, но взгляд был устремлён не туда, он словно пробирался сквозь пламя, вглубь себя, туда, где сплетаются страх и вина. Я знал Гаррика. Мы сражались бок о бок уже давно. Он был твёрд, как молот кузнеца, справедлив, как закалённое лезвие. Но сейчас в нём что-то трещало. Я решил не тянуть и спросил прямо:
– Как ты, Гаррик, мог пропустить двух орков в эти земли? Ты ведь не сопляк. Ты чувствуешь тревогу, ещё до того, как её начинает слышать ветер. А тут орки. Среди холмов, вблизи ферм, почти у самого Сореллина.
Он не сразу ответил. Подбросил в огонь ветку, сухую, хрупкую, как старые кости. Огонь принял её с радостью. Только тогда он заговорил:
– Я-я… – протянул он. – знал. – его голос был хрипловат и сух. – Были следы. Были… Знаешь, мелочи. Всё указывало на орков, но мне запретили говорить. – сказал он со всей серьёзностью. На его лице промелькнуло частое выражение, когда происходит что-то непонятное. Он это знает, но не скажет даже если начать пытать. – Если бы я сказал… началась бы паника. Крестьянки побросали бы детей и скот. Купцы заперлись бы в трактирах. Старики начали бы молиться, и, может, даже начали бы казнить каких-нибудь несчастных обвиненяя их в колдовстве. Это ведь юга. Здесь страх рождает глупость.
Я слушал молча. Уверен, эти слова были лишь долей правды. Гаррик был человеком службы, и старался в точности исполнять приказ. Даже если я сейчас спрошу правду, он лишь сделает вид, что не понимает о какой правде речь идёт.
Лоринтар, что сидел напротив, вдруг подался вперёд, прервав размышления:
– Всё бы нашлось. – его голос был холоден, как лезвие в снегу. – Просто вам не хотелось искать. Это ведь тяжело. Следить. – кинул он обвинение. – Стража ведь предпочитает сидеть у ворот, пить мёд да щёлкать костяшками.
Гаррик вскинул глаза. Он не закричал, но в его лице отразилась волна гнева. Он почти зашипел:
– Ты, хренов тёмный, учишь меня, как служить родной земле?!
Я видел в его лице, в его взгляде, не только ярость. Там было и другое. Понимание. Горькое, как несвежий клевер. Он знал, что что-то упустил. Что-то проспал. И, быть может, если бы тогда послал отряд дальше, Хэдсвор был бы жив.
Я протянул руку и положил ладонь на его плечо и просто взглянул на него. Он кивнул еле заметно. Всё понял.
